Вдова Берто захлопнула жалюзи и отступила от окна. Она едва отзавтракала. Кликнула Анну, камеристку, одевать и причесывать. За этим занятием обдумала все, что в тот будний майский день ей предстояло сделать. Спустилась в кухню, обсудила со стряпухой меню на вечер. Составила с ней вместе список необходимых продуктов. Отправила девчонку-прислугу за покупками. Затем через двор, затененный двумя старыми шелковицами, перешла в дом напротив, также ей принадлежавший; в нем размещалась типография. В первом этаже была печатня. Здесь стоял большой красивый пресс, выписанный покойным мужем из Лиона.
Она любила этот станок, как любила всякую ладно сделанную вещь, с умом придуманную, умело исполненную и с пониманием смысла используемую, даже самую простую, как, например, медный бак для нагревания воды или даже корзину для отбросов. Но здесь, в типографии, все особенно и всякий раз заново радовало ее. Ибо каждое утро находила она все на своем месте исправным и работающим. Машина, вычищенная, ухоженная руками печатника Жака, опытного, любящего свой труд, нанятого еще мужем, казалось, только и ждала, что вот он придет, снимет с нее ее рогожье покрывало, разбудит, раскачает, и она станет трудиться, подчиняться ему, впускать в свое нутро свежие листы плотной, девственной тряпичной бумаги, чуть увлажненной с тем, чтобы наилучшим образом впиталась в нее тушь, нанесенная на наборные со свинцовым шрифтом доски. А потом выпустит на волю отпечатанные листы, Жак развесит их на веревках и разложит повсюду сушить. Листы будут послушно сохнуть, и уже являть миру новые смыслы: разъяснять, смешить, огорчать, наставлять, показывать, рассказывать. Потом Жак соберет их, сложит по порядку, и они будут ждать переплетчика.
В больших городах, не говоря о Париже, переплетчики имели свои отдельные мастерские с лавками, но здесь, в провинциальном городе С., все было сосредоточено в одном доме, в одних руках – в ее. В этом соединении печатни и переплетной было свое преимущество. Часто покупатель, приобретавший текст в одном месте, а гравюры в другом, приносил к переплетчику всю эту кипу листов, едва кое-как сшитых, а то и вовсе вразброс, только завернутых в тряпицу, и через некоторое время получал от него красивый на вид томик в обработанном под мрамор или яшму шагреневом или цельнокожаном телячьем переплете с отжатым золотом корешком и красным обрезом, но с тетрадками, сложенными не по порядку, и с гравюрами, вплетенными в ненужных местах, а порой и вверх ногами. Некоторые издатели прикладывали специальный листок «К переплетчику» с подробным описанием порядка и последовательности, в которой компоновать книгу. Но казалось, что они и читать-то не умели, эти переплетчики. А если умели, то умением этим не пользовались, берегли глаза для других нужд. Таким образом, объединение всех процедур – набор и печатание текста, гравировка, оттиск иллюстраций и переплет – было хоть и вынужденным по причине провинциальных условий, но отнюдь не худшим решением, особенно если судить по результатам, которые выходили с маркой печатни вдовы Берто. А были эти результаты превосходного качества. Недаром в виде книжной марки издательства фигурировало изображение стрелы, попадающей в цель. И девиз: «Чем лучше прицелишься, тем вернее попадешь».
