– Я его часто здесь заставала, и мы с ним беседовали.
Она подумала, что вот сейчас придет Главный и уведет ее. Разлучит их. Но не приходил, а Изабелла продолжала.
– Та комната для снятия портретов, а эта – студиоло. Здесь, как можно видеть, в шкафах, по стенам стоящих, размещаются сокровища, но не драгоценные, как при некоторых дворах, при которых науки не процветают еще пока, а удивительные мирабилии, созданные либо же самой нашей матерью натурой, либо же рукой человеческой, которая по принципу имитатио копирует не столько даже природные явления, сколько самый принцип того, как натура натуранс работает, оформляя слепую и грубую материю.
Изабелла тут остановилась и так на нее посмотрела, будто проверяла, слушает ли та ее. А она слушала. Как же не слушать. Никогда еще никто с ней так не разговаривал. А ей это ох как нравилось. Неизвестно зачем, почему, а только нравилось и все тут. И не то чтобы она все это понимала, а нравился ей звук самых слов, и как их Изабелла между собой сопрягала, и как они стекали, как с водяной горки, и потом в единый ручей соединялись и неслись, перекатываясь на разноцветных камешках, на твердых «р», не таких как у них дома, и на звонко цокающих «ц», тоже особенных. И как звуки, стекались вместе и значения слов. Она их едва лишь улавливала, но понимала, что текли они в одном направлении, то есть в ее, в ивоннином. Что все эти звуки и мысли, игравшие как брызги на солнце, были для нее произносимы, к ней нацелены. И опять, как тогда, когда в темном стекле возникло перед ней лицо, и она узнала в нем свое, ей стало спокойно, и она твердо внутри себя подумала, что раз Изабелла так с ней разговаривает, то она получается какая-то совсем особенная. Не как раньше, по расе, а по-новому – по адоптьо.
Изабелла помолчала, словно давала словам, рожденным ее голосом и дыханием, как листьям, сорванным ветром, покружиться еще в воздухе и улечься. Потом, когда все они улеглись, встала и пошла аккуратно к шкафам и стала их за дверцы открывать. Стала доставать оттуда и Ивонне показывать разные морские раковины завинченные и закрученные. Стала потихоньку опять говорить:
– Вот раковины эти все Творцом видимой природы в одну сторону повернуты.
Сама погладила и ей дала потрогать их голые блестящие бока, их колючие щипцы и винтовые закруты и выверты.
– Видите ли Вы, Ивонна дорогая, так тут все интересно устроено, что можно в этих раковинах видеть и бесконечное разнообразие, и один единый замысел. И как вам это только понравится.
