А ей так уж это нравилось. Особенно ж ей нравилось, что та ее когда Ивонной называла, то так выговаривала, словно пофыркивала и чуть что ладонью едва заметно в такт словам помахивала, как если бы она вовсе не Принчипессой была, а просто девушкой, но только ученой уж больно. И очень также ей нравилось, что имя ее Ивоннино шло в предложении рядом с разными такими величавыми словами, как замысел, единство и разнообразие. И таким образом получалось, что Ивонна, вместе с другими словами, вздохами и смыслами, скользила по водяной горке и плюх-плюх, весело брызгаясь, падала в мраморный бассейн и так же оттуда струилась по склону и к морю. А это ей особенно нравилось.
– И так, – продолжала Изабелла, – можно, как по лестнице, то снизу наверх, от разного к единому, а то и сверху вниз, от единого к разному прогуливаться. А лестница эта волшебная. И не так же ли, – добавила, – и люди с их разнообразными лицами, все вместе есть только мелкие вариации, а в целом есть воспоминание об одной единственной модели. Чем же именно мы интересны, каждый в отдельности, то ли сходством с Единым, а то ли с Ним разницей, а то ли еще быть может сразу и тем и другим.
Эти дверки прикрыла, помолчала выразительно. Ивонна опешила, смутилась, так она на нее как бы вглубь посмотрела, не как доктор, но почти. Потом Изабелла пошла к новому шкафу и стала ей показывать разноцветные камни. А если присмотреться попристальнее, то можно в них было узреть всевозможные изображения.
– Вот в этом камне, к примеру, если Вы, Ивонна, соизволите к нему присмотреться, то сможете узреть горно-холмистый пейзаж. Вот в этом другом наблюдается высокое дерево. Вот ствол, а вот и ветки. Видите?
Она видела, видела!
– Как дерево лаурус. А оно есть самое священное с древнейших времен. Из него наши предки плели такие куроны и надевали их на головы победителей как в делах воинских, так и в спортивных, а потом, по этому экзамплуму, стали такие же надевать и на головы поэтов, тех, которые побеждали в специальных состязаниях поэтических. Ибо поэты – такие же герои, как и воины, и атлеты. Ведь поэзия есть своего рода сражение с косностью мира сего и его преображение. Покровитель поэтов – бог Аполло. Так что лаурус, в свою очередь, есть его дерево священное. Вот так все и сходится, из разного в единое. И между всем, что только ни есть на свете, заметьте, Ивонна, связь имеется глубокая, подводная.
Опять помолчала: слушает ли, интересно? Не устала ли? Да, устала, а слушает. Говори, говори еще, Изабелла, и даже про непонятное, все равно приятно.
