Зал и столовая в нижнем этаже, кабинет и библиотека в верхнем были окрашены в теплые тона, модные тогда по причине возвращения помпейского вкуса. Мебели Павел купил не слишком много, с тем, чтобы не загромождать комнат. Но то, что выбрал, относилось, главным образом, к концу предшествовавшего века и выписано было из Парижа. Эта мебель строгих очертаний из красного дерева с бронзовыми накладными орнаментами прекрасно смотрелась на фоне охристых стен и полов из терракотовых плиток достаточно замысловатой формы. В отличие от большинства римлян, Павел завел у себя немало ковров, распознаванием и покупкой которых он даже очень увлекся.
Когда же все приготовления на вилле Некревского завершились, он собрал свои пожитки в единственный чемодан, постоял в последний раз в своей наблюдательной башне в палаццо Капицукки, полюбовался на крыши монастыря святой Франчески Римской, на тщательно уложенные ее черепицы, поросшие кое-где сорной травой, цветшей в ту пору мелкими цветами того же розового цвета, каким отсвечивала черепица. Между травой и цветами смешно скакали птицы, словно надрессированные прыгать, минуя вогнутость, с одной выпуклости на другую. Постоял у другого окна, выходившего на Капитолий, взирая на пинии и нежную пологость вечнозеленого Авентина. Простился с этим своим жилищем звездочета, скатился в последний раз с лестничного винта, в последний раз поздравил себя с тем, что не сломал себе шею. Пересек двор, украшенный бюстами предков Капицукки, похожих на римских императоров. В последний раз бросил взгляд на фонтан, прохладная вода которого стекала в древний саркофаг. Прошел мимо парадной лестницы, ведшей в апартаменты родителей Виолетты, в которых самой Виолетты давно уже не было. Вышел на площадь и в последний раз, теперь уже с облегчением, поразился нелепому ее облику, собранному из старых обломков и мертвых остатков и, все же, вопреки всему, живому и юному. Он постоял так несколько мгновений. Церквь Санта-Мария-ин-Портико-ин-Кампителли, похожая на сад, шелестела коринфской листвой. Налево, мимо фасада с рычащими львиными мордами и гордым именем Лаврентия Десанктиса, начертанным квадратным латинским шрифтом, мимо фонтана, мимо грязных сопливых мальчишек и неутомимых старух, площадь текла в направлении театра Марчелло.
Он не стал брать извозчика. Чемодан его был нетяжелым. Обогнул древний цирк. Из зияющих аркад лавочники пытались всучить прохожим скарб, на который и бесплатно бы никто не позарился. Над лавками, в надстроенных этажах жили люди. Казалось, они устроились там ненадолго, только чтобы переждать, ибо нельзя ведь жить в безглазом черепе. Ан нет, они все жили тут и жили. Все шныряли туда сюда между ребрами гигантского каркаса. А за цирком, к реке, окрестность сдавалась, мостовая становилась тропой, площадь оборачивалась лугом. Козы бродили между сваленными на земле колоннами. Терлись бородой о мраморные рельефы, изображавшие черепа коз. Терновник и акант росли вокруг капителей с высеченными на них мраморными акантами.
