Он тогда решительно приготовился умереть. В те дни и особенно, ночи, когда болезнь боролась против наполнявшей его жизни, ему неоднократно дано было испытать чрезвычайно неприятное, но, вместе с тем, и затягивающее словно в омут ощущение, будто материя освобождалась от формы, будто падали разом все покровы и стирались все границы. Будто его самого, без покровов и границ, без формы, без тела и без лица, без имени и без фамилии, бросало в эту магму, смешивало с ней и уносило куда-то. Фрагментарные образы Рима наполняли этот несущийся поток. Из-под сикось-накось скроенного и небрежно накинутого плаща современности обнажалось прошлое, гробы зияли как ощеренные пасти. Больные и здоровые, грязные и чистые, разумные и безумные, богатые и нищие, живые и мертвые смешивались друг с другом, и все неслись куда-то, кружились на месте, вздымались и вздувались на поворотах.
Постепенно жар начинал спадать. Мысль о незавершенном каталоге собрания барона Франка странным образом возвращала к жизни, заставляла бороться с отчаянием, которое нагоняли на него его видения. Да, как это ни покажется странным, именно мысль о каталоге заставила Павла сосредоточиться и воспротивиться уносившему его бесформенному течению небытия. Захотелось вдруг закончить свой труд, превратить его в вещь с очертаниями, цветом и весом, выпустить свое детище на волю. Думал ли он тогда и о рукописи № 233 из фонда Дригби? Трудно сказать.
Уже упоминавшаяся нами послушница Роберта из монастыря святой Франчески Римской также сыграла в выздоровлении Павла важную духовную роль. Однако возможно и то, что в письме Павла к матери вовсе не послушница имелась в виду, и что речь там шла все же о Роберте Франк, тайно взбегавшей по черной лестнице палаццо Капицукки, чтобы ненадолго, совсем ненадолго присесть у окна и, сложив свои театральные ручки и подогнув одну ножку под другую, задорно обнажив при этом одну из двух прелестного абриса коленок, помурлыкать в кресле у окна. Ведь нам доподлинно известно, что таковое кресло у Павла имелось. Мы даже знаем, во что оно обошлось нашему герою, приобретшему его в лавке старьевщика на виа дель Дельфино. Но вот которая из двух Роберт помогла Павлу справиться со смертельным недугом, мы, вероятно, никогда не узнаем доподлинно. Которая из двух поддержала его в неравной схватке с хаосом и тлением, со смертью и разложением? Роберта ли небесная? Роберта ли земная? Роберта ли деятельная или Роберта созерцательница, Марфа или Мария, блудница или дева?
