«Город имеет форму хламиды», говорят об Александрии древние путешественники. В этом прямоугольнике, почти совершенном, между морем и озером Мареотида, царский дворец занимал четвертую, может быть, третью часть. Дворцовый комплекс со временем расширялся: уже Александр задумывал его грандиозным, а потом каждый монарх пристраивал к нему новое здание или ставил новый монумент.
Целый квартал, Брукион, был мало-помалу занят ширящимися дворцовыми постройками. Со стороны моря квартал заканчивался обрывом, защищенным дамбой. То была самая настоящая крепость: в крайнем случае, при чрезвычайной опасности в ней можно было держать осаду. Это подтвердилось во время Александрийской войны, когда Цезарь с горсткой людей несколько дней держался во дворце, теснимый всем египетским войском. Персидская модель недоступного (для всех, кроме, согласно наследственной привилегии, потомков семи семейств, разоблачивших заговор магов) царского дворца была перенесена Александром в эллинистический мир. В Египте, при Птолемеях, просматривалась также, отдаленно, модель дворца фараонов.
О том, что находилось внутри этих дворцов, во внешнем мире имелось лишь смутное понятие. Было известно, например, что там должен находиться также «Мусей», который сводня с Коса включила в свой перечень чудес Александрии, скорее всего, не представляя себе, что это такое. Там находилось также драгоценное собрание книг, принадлежавших Царю, — «царские книги», как называл их Аристей, еврейский автор, в достаточной мере знакомый и с дворцом, и с библиотекой.
Кого угодно он предпочел бы встретить, только не язвительного Кратета. Вдобавок ко всему, находясь в столь жалком положении, да и в таком городе, как Фивы, где у него мало друзей. И все-таки, поскольку деваться было некуда, вышел ему навстречу. Но Кратет удивил его своей любезностью. Заговорил вначале, в общих чертах, о положении изгнанника: в этом, — сказал он, — нет никакой беды, изгнание предоставляет счастливую возможность избавиться от тягот и опасностей политики; мужайся, Деметрий, — заключил философ, — верь в себя и пользуйся новым положением, в каком ты оказался.
Деметрий, правивший Афинами десять лет и заполонивший город сотнями статуй в свою честь, теперь был вынужден скрываться в Фивах, дабы не попасть в руки Полиоркета, «Осаждающего», нового властителя Афин, которого так прозвали, иронически намекая на его упорные, часто тщетные попытки осаждать города. Деметрий едва поверил своим ушам, никак не ожидая от собеседника таких любезностей. На какой-то момент лицо его просветлело и, обернувшись к друзьям, он проговорил, то ли в шутку, то ли всерьез: «Проклятая политика, которая помешала мне как следует узнать такого человека!» Разумеется, он и не вздумал последовать совету, который, как стало ясно всем, кто еще хранил память о той странной встрече, был не чем иным, как предупреждением свыше. При первой возможности Деметрий покинул Фивы и отправился в Александрию. Там, при дворе Птолемея, он и жил до конца своих дней.
