. Как справедливо отмечал Райс, это эссе является памятником как истории медицины, так и современной Фрейду критики Достоевского. С момента революции 1905 года эта критика находилась в Германии на подъеме; за период до 1930 года было издано не менее 700 работ, посвященных Достоевскому, что положило начало настоящей моде на него
[285]. Райс тщательно изучил популярные идеи о Достоевском, а также те источники и книги, которые могли повлиять на восприятие Достоевского Фрейдом; самыми важными из них были работы Д. Мережковского и Стефана Цвейга
[286].
Вследствие этих всевозможных влияний отношение Фрейда к Достоевскому отличалось крайней неоднозначностью. С одной стороны, Фрейд восхищался Достоевским-поэтом, его гениальностью и его поразительным интеллектом. Это безусловное восхищение выразилось в отзыве Фрейда о «Братьях Карамазовых»: «самый грандиозный роман из когда-либо написанных»[287]. С другой стороны, не исключено, что Фрейд видел в Достоевском соперника, так как русский писатель считался многими гениальным психологом[288]. Для антипатии Фрейда к Достоевскому имелась и другая причина, как он признается в письме к своему коллеге и другу Теодору Рейку: «Несмотря на все мое восхищение его [Достоевского] силой и величием, в сущности я не люблю его. Дело в том, что терпеливое отношение к патологическим личностям исчерпывается у меня в ходе повседневной аналитической работы. В искусстве и в жизни я к ним нетерпим»[289]. Несмотря на эту оговорку, Фрейд признает почти ужасающую гениальность Достоевского-психолога в своем знаменитом вердикте, прозвучавшем в письме Стефану Цвейгу (октябрь 1920 года): «Достоевского невозможно понять без психоанализа, то есть он не нуждается в нем, потому что иллюстрирует его каждым своим персонажем и каждой фразой»[290].
Эссе «Достоевский и отцеубийство» начинается с того, что автор воздает должное Достоевскому как художнику и признает, что его творческий талант не подвластен анализу; но затем Фрейд осуждает творчество Достоевского с этической точки зрения. В глазах Фрейда моралист Достоевский слишком удобно устроился, перемежая греховные поступки покаянными высокоморальными обязательствами, и потому упускает саму суть морали, заключающуюся в самоограничении. Фрейд сравнивал эту «сделку с совестью» с поступками варваров и Ивана Грозного, ссылаясь на знаменитые чередования приступов насилия и публичного покаяния у последнего. Совершая довольно смелый и спорный прыжок от царя Ивана к Достоевскому, Фрейд утверждает, что нравственные борения писателя привели его к подчинению светским и духовным авторитетам в лице царя и патриарха. Этот «черствый русский национализм» и вера в авторитет помешали Достоевскому стать великим освободителем людей, заставив его присоединиться к «тюремщикам» человечества. Фрейд усматривает причину этого нравственного падения в неврозе Достоевского. В качестве источника этого невроза Фрейд называет сложные отношения Достоевского с отцом, которые якобы привели к развитию у писателя эдипова комплекса. С точки зрения этой аргументации так называемая эпилепсия Достоевского была вызвана не органическими повреждениями мозга, а психическим расстройством, то есть представляла собой аффективную эпилепсию.
