Но хочется сегодня же записать по этому поводу свои мысли о собственной – больно это сложно – коллекции. Но все же основную формулу замечу: я думаю, что представление Луначарского о собирателях коллекций – одна из наиболее безумных выдумок, до которых когда-либо додумывались книжные люди (так Гиппиус называл большевиков). На самом деле, всё в собственности, в этом распространении своего Я на весь мир. И разумеется, вся культура на этом основана. И разумеется, все несчастье России, все убожество ее хозяйства зиждутся на плохом усвоении этого института. В этом хваленая социологическая особенность России: артельное начало, обнищание владений и т. д. И в этом глубинное противоречие между христианством и социализмом. Добровольный отказ от собственности – подвиг, своего рода исключение, подтверждающее правило, чудо милости Божьей, и в таком виде это всегда благо и необходи мая ступень к достижению Царства Небесного. Но уничтожение самого института собственности есть величайшее посягательство на роман жизни, есть принудительное оскопление, есть та же инквизиция, бронтиды Варфоломеевской ночи, расправа с альбигойцами, и, разумеется, абсурд – как и такое внедрение мечом и огнем царства мира и братства во имя Христа.
У Луначарского застал Павлика Шереметева>196, приехавшего защищать Кусково. Милый, не лишенный благородных намерений, но глупый человек, лицом похожий на Николая II. Я его попросил составить список подмосковных усадеб, содержащих особенно выдающиеся сокровища, для выдачи им Охранных грамот. Он рассказывает, что Художественный совет в Москве никак не может наладиться (в частности, с привлечением в него Грабаря). Из-за спора, кому быть представителем от СРиСД[168]…
<…>
Заседание музейной комиссии сошло очень блестяще, быстро и складно, без лишних разговоров. Луначарский, должен отдать справедливость, знает толк в своем деле. Все наши предложения им приняты, и им дано дальнейшее движение. <…>
У Луначарского появляются хорошие нотки, указывающие на новый настрой в Смольном. По поводу учреждения особого контроля над золотом (дабы не погибли художественные произведения из драгоценных металлов) он заявил: «Я это проведу, минуя исполком, прямо через Совет комиссаров, чтобы сделать скорее и не подвергать все нескончаемой говорильне». Про полковые музеи он нам рассказал, что солдаты имеют намерение их растащить по частям «на память». Во избежание такого самодурства он предложил превратить народные музеи в народное достояние, а нам препроводить их содержание в верхи как эталон Военно-исторического музея. Но сам рассказ шел все время в насмешливом тоне, с наименованием солдат «товарищами» в самом ироническом смысле слова. Ох, Боже мой, только бы не погибли Рембрандты!
