Подъехав вечером к дому, я поставила машину вторым рядом у отцовской и трижды посигналила. Через некоторое время из дома вышел отец. Я опустила стекло.
— В следующий раз, пожалуйста, поторопись, — сказала я.
— Пока, — отец сел в машину и уехал.
Всю неделю мы встречались каждое утро и каждый вечер перед моим домом. Присутствие отца в моей квартире не оставляло никаких следов, если не считать, что на кухне всегда пахло дымом его трубки.
Когда я вернулась домой в понедельник, пахло ещё чем-то. Я зашла на кухню. Там на плите стояла кастрюля. Я заглянула в неё. Это был гуляш. Рядом стояла пустая консервная банка из супермаркета А&Р и коробка красного вина. На кухонном столе лежала записка: «Приятного аппетита. Твой папа». Нет ли ещё чего-нибудь к гуляшу? — подумала я и стала искать кастрюльку с клёцками. Потом я вспомнила, что отцовский гуляш не нравился мне и с клёцками. Я взяла кастрюлю и пошла к моему соседу.
— Привет, — сказал он, увидев меня с кастрюлей. Он был в зелёных трусах.
— Привет, Майк, ты уже ужинал?
— Да, — сказал Майк, — а что у тебя тут?
— Деликатесный гуляш, — сказала я и подняла крышку кастрюли.
Майк заглянул туда. Потом почесал ногу.
— А гарнира какого-нибудь нет? — спросил он.
— Знатоки, — сказала я, — едят с хлебом.
Я вернулась к себе без кастрюли. В кухне я обнаружила клёцки. Они были в раковине, в сите, где отец их, видимо, забыл, пока вода стекала. Я сделала к ним томатный соус. Отцу я оставила на холодильнике записку: «Спасибо, было вкусно!»
Во вторник на ужин меня поджидали тортеллини. «Для моей голодной дочки», — написал отец в записке. Я отнесла кастрюлю Майку и сварила себе макароны с яйцом. Когда я поливала их кетчупом, у двери послышалась какая-то возня. Я отставила бутылку с кетчупом и вышла в прихожую. Там мой отец как раз снимал пальто.
— Это опять я. — Он повесил пальто в гардероб. Отодвинул меня в сторону и прошёл на кухню. Я поплелась за ним. — Ну что, тортеллини не хватило?
Отец сел за стол и смотрел на мою тарелку с макаронами, яйцом и кетчупом. Пока я обдумывала ответ, в дверь позвонили.
— Я открою! — сказал отец и вскочил. Он вернулся с кастрюлей из-под тортеллини. — Там был мужчина в трусах, — сказал он. — Ему очень понравились тортеллини.
— Ах, — сказала я.
Потом я спросила отца, где он, собственно, припарковался.
— Я нашёл местечко недалеко отсюда, через четыре улицы, — сказал отец. — Утром мне будет легко тебя сменить.
— А-а, — сказала я и принялась за свои остывшие макароны.
