— Вы откликнулись на моё объявление, — сказала я.
— Да, — сказала она.
Мы условились встретиться на следующий вечер. У меня.
Вечером в дверь позвонили — с опозданием на полчаса. Я нажала на кнопку домофона. Пока она преодолевала четыре этажа до моей квартиры, я представляла, как скажу ей: «Необязательных наёмных работников я не могу себе позволить!» — и при этом посмотрю на неё строго, но всё же снисходительно, как Урсула Глас[5] в роли женщины, которая твёрдо стоит на ногах.
Пыхтение на лестнице становилось всё громче.
— Пятый этаж без лифта, ну и ну, — она поднялась.
— Мне очень жаль, да, эти старые дома…
— Ладно, ничего, — она вошла.
Мы сели за кухонный стол, я предложила ей кофе.
— Так поздно я кофе не пью, — сказала она.
Колы она тоже не хотела, воды тоже, а чаю у меня не было. Мне не оставалось ничего другого, как сесть с ней за пустой стол; пить одной мне казалось невежливым. Поверх кофейной чашки можно было бы на неё и посмотреть, а без чашки я не решалась поднять глаза. Чтобы она не чувствовала себя под прицелом.
— Итак, какие условия? — спросила она.
Я взглянула на неё:
— Условия?
У неё были тёмные волосы до плеч, одета она была в зелёную рубашку с большим воротником.
— Да, как тут всё будет обстоять?
— Полный пансион, — сказала я, а за это ей придётся время от времени заглядывать в мой рот.
— Договорились, — сказала она. — Я принимаю ваше предложение.
Предложение? Что я могла ответить?
— Договорились, — тоже сказала я.
Через три дня она переехала ко мне. Я освободила для неё мою спальню, спать я могла и в кабинете. Она тоже так считала. После ужина я спросила её, не хочет ли она заглянуть мне в рот, просто для общего ознакомления.
— Ну, хорошо, — она вытянула ко мне шею.
Я раскрыла рот.
— Вы когда-нибудь проходили курс ортодонтического лечения? — спросила она.
— Но это же видно, — сказала я.
— Значит, не видно, — сказала она.
Мы молча посидели за столом, и она спросила, не страдаю ли я из-за моих кривых зубов.
— Э-э, нет, — сказала я.
— Значит, да, — сказала она.
Лишь несколько дней спустя я вдруг сообразила, что совсем ничего о ней не знаю. Фамилия у неё была Фрауке, это было написано ещё в её письме, а по имени мы друг к другу не обращались. Но она хотя бы не блондинка, думала я, и производит впечатление знающей дело. Когда вечером после ужина я почувствовала лёгкую тянущую боль слева вверху, я постучалась к ней.
— Да! — послышалось изнутри.
Я вошла. Она захлопнула книгу и положила её поверх высокой стопки бумаг.
