— Ага, я — длинная. У нас в семье все длинные, порода такая, ничего не поделаешь.
— Да я так. — Ее уступчивость смягчила Влада, — я не дразнюсь, высокая и всё.
— Это вы двое там — на весь вагон?
— Ага, — чуть-чуть, самую малость поважничал он. — К нам посторонних не разрешается, у нас секретная документация.
— А книжки у вас есть?
— Не… Бумаги только, журналы разные. Печати тоже.
— А посмотреть можно?
— Пошли, если хочешь.
— А вдруг дед?
— Не, он теперь до вечера не придет… Пошли…
Как он невозвратимо далек, тот блеклый зимний день, пронизанный наждачным запахом пережженного угля! Запах этот и сейчас еще временами першит ему горло…
У весело бушевавшей печи она выпросталась из своего платка-кокона и оказалась по-мальчишьи коротко стриженным подростком с лицом взрослой женщины — одновременно мягким и насмешливым. Меж тонких ее пальцев, вытянутых к огню, еще видны были остатки недавних цыпок. За отворотами ватного пальтеца, под линялым ситчиком четко вырисовывались бугорки наметившейся груди. На худенькой шее мирно пульсировала голубая ниточка вены. Зыбкие светотени пламени скользили по ней, придавая ее облику выражение загадочной бесплотности.
Влад украдкой глядел на нее, и в нем, с пугающей его неотвратимостью рос, взбухал, сгущался знойный жар, от которого тихо кружилась голова и спирало дыхание. Искушение притронуться к ней, к этим цыпкам, бугоркам под платьем, ниточке вены становилось нестерпимым. Он пытался заставить себя не смотреть в ее сторону, но в конце концов против воли снова и снова возвращался взглядом туда же.
— У вас там тесно, у машинистов? — После затянувшегося молчания это было первое, что пришло ему в голову. — Вон их сколько!
— В тесноте — не в обиде, — беззаботно ответила она, тряхнув головой. — Зато весело.
— Я пьяных боюсь. — Слова не облегчали его, он чувствовал, что задыхается. — Кричат очень.
— А мне что, пускай кричат.
— Дерутся тоже.
— Люблю, когда мужики дерутся.
— Обидеть могут.
— Не родился еще такой, чтобы меня обидел.
— Не зарекайся.
— Пускай кто попробует.
— Не боишься ни капельки?
— Не.
— Ночью тоже не боишься? — Он вдруг пристально взглянул на нее и тут же отвернулся, до того обжигающе ослепительной она ему показалась. — В темноте?
— Ни капельки.
— А с моста глядеть?
— Подумаешь!
— Какая ты…
— А какая?
— Ну, не как девчонка…
— Скажешь тоже, — полыценно зарделась она и, перехватив Владов взгляд, неожиданно взяла его за руку. — Ты, наверное, с девчонками никогда не дружил?
