) и в виде противоположных крайностей: пиршеств, устраиваемых в связи с праздниками (тот же термин
eating binges[143], который в руководстве DSM
[144], используемом американскими психиатрами, служит для определения приступов булимии, относился изначально к перееданию во время праздников; а такие праздники, как исламский Рамадан, кажется, вообще состоят из сплошного ритуального чередования анорексии и булимии, воздержания и пиршества).
Исходя из этого, можно предположить, что булимия неким образом связана с одноимённым праздником, описание которого мы находим у Плутарха. Ударами прутьев из веток авраамова дерева изгоняют из дома раба, воплощающего в своём теле бычий голод, который необходимо выдворить из города, дабы освободить место для праздничной трапезы. Точно так же и человек, страдающий булимией, ощущает всей своей плотью бычий голод, который уже невозможно выгнать из города. Часто страдающий ожирением, неуверенный в себе, неспособный держать себя в руках и потому, в отличие от анорексика, вызывающий всеобщее осуждение булимик оказывается напрасным козлом отпущения при невозможности подлинного праздничного поведения в наше время, бесполезным пережитком очищающей церемонии, смысл коей современные общества утратили.
6. Впрочем, в поведении булимика есть один аспект, который будто подтверждает – хотя бы частично – воспоминание о необходимости катарсиса. Речь идёт о рвоте, вызываемой либо механически, когда человек закладывает себе пальцы в гортань, либо при помощи рвотных и очищающих средств (этот последний метод, как в нашумевшем случае с певицей Карен Карпентер, погибшей в результате передозировки рвотных лекарств, может подвергнуть опасности жизнь пациента). Уже самые первые исследования булимии отмечают вызов рвоты как неотъемлемую часть диагноза (хотя небольшое число булимиков, примерно шесть процентов, этим способом не пользуется). Боязнь располнеть, характерная для всё тех же пациентов (в основном женского пола), не кажется удовлетворительным объяснением этому упорному вызыванию тошноты. На самом деле, отторгая то, что он только что проглотил во время приступа обжорства, булимик будто бы устраняет и сдерживает собственный бычий голод, пытаясь каким-то образом очиститься от него. На мгновение, пусть даже в одиночестве и при полном непонимании других людей, которым рвота видится чем-то ещё более предосудительным, нежели обжорство, булимик неосознанно берёт на себя ту катарсическую роль, какую благополучно играл раб перед жителями Херонеи (и именно в связи с этим периодическим чередованием пищевого излишества и рвоты, греха и искупления автор книги с говорящим названием
