— Ты все свое твердишь, Кириле, — разозлился Нариман. — А человеку следует быть или здесь, или там. Нет ничего хуже на этом свете, чем невнимание к человеку. Что убило меня, как ты думаешь?
— Говорите же, что? — Евтихий двумя руками пригладил пахнущие дешевым одеколоном волосы.
— Так слушайте. В перерыв я решил пообедать дома. Была среда. Вообще-то я не обедаю дома, но накануне съел в нашем буфете сосиски, ну и сами понимаете… Так вот, я позвонил жене, чтоб она испекла мчади. Было два часа. Мои «Жигули» стояли возле конторы. У меня был целый час времени. Свернув с Мардалеишвили на Львовскую, я увидел, что дорога перекрыта. Милиционеров было двое. Одного я знал в лицо, он обычно стоял у светофора, что у моста на Самтредской дороге. «Пропусти, — говорю я ему, — тороплюсь домой на перерыв». Он говорит: «Не могу». — «Почему перекрыли дорогу, в чем дело?» — спрашиваю. «Не слышишь, — говорит он мне, — играет оркестр». — «Что происходит, объясни? — спрашиваю я. — Оркестр играет на улице Сталина, а вы перекрываете Львовскую». — «У тебя что, язык чешется?» — это говорит мне тот, мой знакомый. Я разозлился: «Почему ты позволяешь себе говорить со мной в таком тоне, у меня был бы такой сын, как ты, если бы я вовремя женился. Мне всего двести метров проехать до дому. Хочешь, поедем вместе…» — «А может быть, мне захватить и твой портфель да так и проводить тебя до дому?» — поиздевался он. «С таким разговаривать бесполезно», — решил я. Завел машину и повернул обратно, в конце концов к дому можно проехать и через улицу Давида Хуродзе. Но и она была перекрыта. «Пропусти, дорогой, я живу в двух шагах отсюда, еду на перерыв», — умолял я сержанта. «Нельзя», — говорит. «Я ведь не на главную улицу выезжаю, а домой еду, тут рядышком, вот тебе паспорт, если не веришь». Но тот стоит на своем. И даже не смотрит на меня, а куда-то в сторону. «Слушай, сынок, — говорю я, — ты прав во всем, но уважь меня, мчади стынет, а в три часа мне надо быть на работе». Услышав про мчади, как захохотал он, паршивец эдакий! Ну что смешного в том, что мчади стынет? Я отъехал. Думаю, не перекрыли же тупичок Сократа Хурцилава, остановлю там машину и пойду домой пешком. А уже половина третьего на часах. Надо же, перекрыт и тупик. Теперь этих курсантов умолять надо. «Разрешите, я оставлю машину вот здесь, в углу, — попросил я, — дальше не поеду». — «Вот через два часа все кончится — тогда и поезжай», — говорят мне. «Какой такой праздник можно отмечать в этом тупичке?» — развел я руками. «Не твое дело», — говорят мне. «Неужто вы такие бессердечные, пропустите, у меня перерыв кончается», — взмолился я. Наконец подозвал курсанта и шепнул ему на ухо: «Со мною беда, сынок, пропусти, сил нет терпеть более». Как бы не так! К тому же три часа стукнуло. Я повернул обратно, на работу. Голодный, злой, униженный. До лестницы дойти не смог, успел крикнуть в окно: «Дайте стул, мне плохо!» Тотчас вынесли мне стул, я сел — и больше ничего не помню.
