— Посмотри-ка, Какулиа, который час? — Герваси повернулся к сидящему рядом однорукому лысому человеку с медалями.
— Нет у меня часов, — проворчал Какулия. — Их вытащил мой милый зятек, прежде чем гроб накрыли крышкой.
— Не ворчи, Какулиа. Обычай такой, близкий должен что-нибудь взять у покойника, — сказал сидящий выше всех Нариман Хеладзе, агент Госстраха. Он сидел, сложив ноги как мулла, и тщетно заправлял под берет длинные крашеные волосы.
— Почему именно часы взял, не знал разве, какой мне длинный путь предстоит? Лежали бы отцовские часы у меня в кармане, кому они мешали? А если отец спросит, куда я подевал часы, что я скажу, их стащил у меня мой милый зятек, да? — кряхтя, произнес Какулия и выдохнул воздух. — А вообще-то, здесь, видать, по вечерам холодновато.
— Конечно же, холодно. А я, глядите, в каком виде… Вот что значит иметь дело с темными людьми. Скажите на милость, пойдет дождь, так я должен шлепать вот в этих изрезанных туфлях? — тонким голоском произнес растрепанный парикмахер и положил руку на плечо Гервасия.
— Не бойся этого, Евтихий. Здесь дождей не бывает. — Гервасий произнес это с такой уверенностью, словно уже однажды побывал в загробном мире.
— Вообще-то я никуда не тороплюсь, мой Кириле. — Мужчина с гвоздикой обратился к тому, которому жали узкие туфли. — Но мы здесь сидим уже достаточно долго, а как видите, никто не поинтересовался нами. До каких пор мы будем находиться в невыясненном положении, разве не хватит с меня того, что я жил в вечном ожидании там, на земле!
— Герваси прав, — заметил Нариман Хеладзе и вытянул ноги. — Пора уже объявить, куда нам следовать. И в аду тоже люди живут…
— Я ничего такого в жизни не совершал, чтоб попасть в ад, — пискнул бывший парикмахер и поднял воротник белого парусинового френча.
— Не волнуйся, здесь с тебя за все спросится. Гляди-ка, видишь вон те весы. Вот бы каждому из нас знать свое дело так, как знает его бог! Ангелы все учтут, до последней мелочи. Ангел — это тебе не районный инспектор Тадумадзе, что через день наведывался к тебе будто бы поиграть в нарды, а сам в месяц выдул три кувшина вина.
Покойники (не грешно ли называть так этих пышущих здоровьем сапичхийцев!) засмеялись.
— А мне что-то не нравится эта возня возле весов, — проговорил Какулия.
— Ни за что не встану в эту очередь, даже если придется второй раз умереть. Одно знаю: надо будет, обратят на нас внимание. На этих бревнах никто нас не оставит. Путь мой завершен, я никуда не тороплюсь, — не очень-то уверенно произнес Кириле.
