Кто здесь хозяин? | страница 57

Дальше. Три фотографа на курорте работают. Так они просто молятся на меня. Прогуливаемся, значит, с отдыхающими, а я и приглашу этак ненавязчиво — сфотографируемся, мол, на память! Один из десяти всегда найдется. Так за это фотографы мне снимки бесплатно дают. А один вчера преподнес сорочку венгерскую в подарок.

Так вот и живем. Полтора месяца уже. Дней пятнадцать осталось. И подлечился, и время провел с пользой. Так мешаю ли я кому, скажи? Есть ко мне претензии? Спасибо мне говорят! Стало быть, ежели есть мозги, нигде не пропадешь!

Правда, некоторые здесь посмеиваются-перешептываются: «Пачулиа да Пачулиа!» А что Пачулиа! Пусть лучше на себя посмотрят!

С тобой вот я почему говорю откровенно? Солидный потому что ты, образованный… не то что эти все… только и думают издеваться-насмешничать…

Перевод М. Бирюковой

Там…

Пресвитер! Чего ты скорбишь? Лучше, чтобы в этой земной жизни ели меня «черви умирающие», чем там — «неумирающие».

Мученичество Шушаник

Вас ждет отдохновенье здесь, все собрались уже…

Галактион Табидзе

Загробный мир. Бескрайнее зеленое поле. В самой середине этого поля наезженная арбами дорога разветвляется — одна ведет на запад, другая — на северо-запад. Здесь же прибиты две закопченных доски с заостренными концами. На той, что указывает вправо, написано «Рай», на противоположной — «Ад». У перекрестка, возле старинных весов, словно мухи, копошатся люди. На ветвях вербы натянут черный бархат, на котором золотыми буквами вышито изречение Руставели: «Смерть близка, и жизнь земная — только краткое дыханье».

На краю поля, в тени оливкового дерева на поросших мхом бревнах сидят пятеро мужчин. Они, как и все здесь, — в парадной одежде, но отличаются от остальных тем, что не принимают участия в столпотворении возле весов, а сидят на бревнах, покуривают и беседуют. Все вокруг похоже на декорацию, освещенную голубым светом. На небосклоне неподвижно висит пурпурное солнце мертвых, лучи которого, разумеется, не достигают до поля. В остальном все выглядит так, как на Земле, только трава не пахнет и птицы не щебечут.

— До каких пор мы будем сидеть здесь, черт возьми, надо же узнать, кто займется нами? — обращаясь будто к самому себе, охрипшим голосом произнес высокий человек лет шестидесяти, в петлице темно-синего пиджака которого алела гвоздика.

— Куда торопишься, Герваси? Здесь уж наверняка ты не услышишь гудка красильной, — бросил сидящий на нижнем бревне пучеглазый рыжеватый мужчина в белом галстуке. Рядом с ним лежали новенькие остроносые мокасины, а мужчина развлекался тем, что шевелил пальцами ног.