И здорово ударила по мужику, но тем более снова по барину, в том числе и по новому барину… 1937 г.
Наша задача, моя задача
Наша задача состоит в том, чтобы связать концы порванной нити. Мы ничего другого не можем сделать. Но если мы сделаем это, мы сделаем все и будем достойны своей роли, своей миссии. Повсюду порванные нити! Даже внутри самого революционного движения, чья задача до некоторой степени состоит в том, чтобы порвать старую нить… Разве сталинщина – это не разрыв революционной нити, хотя эта нить, как уже было сказано, сама предполагает разрыв?
Разрыв в искусстве, разрыв нравственный, разрыв в теоретическом мышлении. Всюду «одни концы». Да где они? Дайте их, чтобы можно было их связать.
12 мая 1980 г. Больница. Consolatio>37.
1. «Все может надоесть, кроме понимания» (приписывают Вергилию).
2. Ждать! Бывают такие положения, когда, подобно первоначальным христианам, нужно ждать наступления критического часа. «Второе пришествие». Судный день.
Что-то от этого вполне реально. Необходимо отучиться от преувеличенной веры в нашу повседневную субъективную активность. Об этом пишут на Западе, правда, с консервативной точки зрения. Например, David Ehrenfeld, The Arrogance of humanism, 1979.
50-60-е годы
Я живу в искусственном мире, мир марксизма, в котором я живу, есть искусственный мир. Но искусственные миры часто имеют невидимую связь с глубоким течением времени. Платон тоже жил в искусственном мире. Все разумное действительно. Не беспокойтесь, оно выйдет наружу.
Возмездие за что?
За то, что пустились в плавание, не рассчитав глубину крестьянского моря, как думал Горький (с его «пролетарской культурой»)?>38
Нет, за то, что после смерти Ленина почили на лаврах, превратились в политическую элиту, отгороженную от притока снизу новых сил, а не голосующей скотины. Конечно, и «без вины виноватые», но покорившиеся своей участи слишком рано, невежественные насчет главного в ленинизме, зараженные старым марксизмом.
2 августа 1979 г.
В конце двадцатых годов меня накрыла ультра-социалистическая волна, которая именно благодаря своей «левизне» была слишком буржуазна. Но в ней было свое грозное обаяние, она была продолжением, хотя и своеобразным, великой революции.
Теперь меня накрывает другая волна – обратная. Первую я поддерживал im grossen[в общем (нем.)] как «разумную действительность». Нынешняя, пробуржуазная волна мне отвратительна. Моя задача, чтобы не занесло слишком далеко вправо, чтобы история как-нибудь обошлась без реставрации Бурбонов. Это теперь – единственное, что может меня волновать.
