Varia | страница 44
Вера Панова как источник для познания 30-х годов. Два типа – провинциальный Дантон и мрачно-жертвенный Листопад>39. Многие сошли под вечны своды ускоренным способом. Umschichtung[перегруппировка (нем.)] (постоянная), в этом и состояла сила Сталина. Семь коров тучных и семь коров тощих. Два эпицентра: падение элиты, уравнительная волна внизу, в крестьянстве. Слова А. Платонова: «Братцы, а не в нашу ли это пользу?»>40[М.] Булгаков.
Время между падением элиты и утверждением догматизма (1931–1937 гг.). Ср. то же на международной арене. Преображение обывателя. Между двумя его [нрзб.].
Нужно воспользоваться материалами истории партии и Коминтерна (официальными).
18. VI.74.
Лосев>41 (мне): «Известно, что у Лифшица две характерных черты – ум и бесстрашие». Я: «Слава богу, во время войны под судом за трусость не был».
Лосев рассказал (а я забыл), что в начале 30-х годов Юдин>42 собирал нас в ЦК по поводу его, Лосева, «Истории эстетики». Мой отзыв был: «Это идеализм, но оставляет надежду на развитие в лучшем направлении и допускает редакционную переработку. Печатание возможно».
Записал со слов Хермана 30 августа 1974 г.
Агнесса Хеллер>43, бывшая жена ученика Лукача Хермана>44, сказала ему однажды: «Я не хотела бы прожить такую жизнь, как Михаил Лифшиц».
– «Почему?» – «Не иметь ни славы, ни выхода в мир, быть всегда скованным по рукам и ногам, в кольце врагов. Нет!»
«А по-моему, – ответил ей, по его словам, Херман, – если на стороне Лифшица правда, то жить нужно, как он». Вишь ты!
Начато около 1960 года.
Обижаются за то, что Солженицын не изобразил страдания бывших революционеров. Но он изобразил более важное явление – круговую поруку, согласно которой невинный страдает 45 за виновного.
Эти люди невинны, конечно, но они либо сопротивлялись установлению единовластия, либо содействовали ему, в большинстве случаев, а потом пострадали за свою трагическую ошибку. Несчастный Эйхе>46.
Ну, а за что пострадали миллионы Иванов Денисовичей? Случайность? Что-то это не пахнет марксизмом и взглядом зрелого человека вообще. В частной жизни можно еще рассуждать с точки зрения абстрактной морали, но в исторических событиях такого рода есть круговая порука, по выражению Герцена. К тому же все это вышло из крестьянства, хотя и распалось на ницшеанство и толстовство, садизм и мазохизм.
Солженицын сказал однажды Твардовскому, что 1937 год был отрыжкой 1929-1930-х годов, то есть наказанием за разгром крестьянского хозяйствования. Этот взгляд Солженицына совпадает со взглядом Сталина, который однажды сказал в 1937 году, когда в ЦК полился поток писем и жалоб: «А, взвыли! А когда мы тронули с места два миллиона крестьян – молчали?» Сталин чувствовал себя «бичом божиим». Это так.