.
Много было тогда толков о причинах хотя изредка, но все-таки появлявшихся в наших войсках случаев холерных заболеваний. Разумеется, что занос ее от неприятеля служил главным обвинительным аргументом. Но каким путем, через здоровых ли дезертиров, через пленных или, наконец, через неубранные трупы? Все это казалось вероятным, но не решало вопроса. Дезертиры и пленные могли занести заразу на своих пропотевших платьях и на теле или страдая сами легкою, недосмотренною у них формою холеры. Такими же легкими формами холеры могли заболевать французы до и в течение самих сражений, и тогда их испражнения, а затем и трупы могли служить прямым источником и гнездом заразы. Но с другой стороны, разница между смертоносным характером холеры у неприятеля и невинным, легким характером спорадических ее случаев у нас заставляла думать, что источник и причины заболеваемости у них и у нас совершенно различны. На поверку же выходило, что нас оберегали от развития холерных случаев в эпидемии одни местные условия. Между прочим, сколько мне помнится, появлению холерных случаев у нас всегда предшествовали сражения в глухих и глубоких местах. Например, в Инкерманских каменоломнях, у подошвы Малахова кургана, т. е. в местах, составляющих спорную территорию, с которой ни неприятель, ни наши войска не могли вовремя убирать и хоронить мертвые тела. Так же точно немало способствовало холере широко раскинувшееся наше общее кладбище на северной стороне города, куда попадали нередко и трупы неприятеля, а также в июле месяце над нашими позициями пролетевшая саранча. Она показалась с моря, со стороны Евпатории, в виде узкой и длинной тучи, быстро приближавшейся к берегу, так же быстро пронеслась она над прибрежной деревней, лежащей у подножия северной стороны г. Учкуй, и нашими инкерманскими позициями, направляясь между Севастополем и Балаклавою в Байдарскую долину. Но, не долетев до Севастополя, от неприятельских выстрелов и столбом стоявшего над городом дыма у горы Сапун она стала круто заворачивать назад, причем передняя ее масса сталкивалась с заднею, на нее напиравшею. При таком столкновении множество ее попадало в долине реки Черной, и на наших, русских позициях ее можно было тогда собирать шапками. Большая часть попадавшей саранчи имела поломанные крылья и, не находя для себя пищи, скоро вымерла, от чего на третий день после ее пролета распространился гнилой, пронзительный запах на наших позициях. Ясное дело, что после этого некоторое время вода в наших колодцах, а особенно в ручьях и обмелевшей реке Черной, содержала разложившиеся организмы и при неоспоримом заносе от неприятеля вызывала холерные заболевания. И действительно, с пятого дня после падения саранчи стали обнаруживаться случаи холеры гораздо чаще, что и продолжалось около недели
