Двери зала закрылись. Подошла очередь Деда. Подошла? Подкралась незаметно! Народ потянулся в маленький дворик.
Олег был здесь с утра. Скорбные обязанности притупили мрачные думы, навалившиеся на него. В этом было облегчение. В этом была своя необъяснимая логика.
Самые тяжелые минуты имеют свое заземление: необходимость действовать, контролировать слова и поступки, что-то решать. По невидимому проводу отрицательные заряды стекают на землю, не доводя сознание до полного умопомрачения. Олег прошел в служебное помещение в задней части морга. В красном, обитом сборчатым кумачом гробу лежал Дед. Поверх его еще курсантского парадного кителя цвета морской волны лежало белое покрывало. На восковом, словно черно-белая фотография, лице — белая кожа и смоляные без проседи усы — печать умиротворения и покоя.
— Ну как? — Бальзамировщик постарался на славу. Ушли синие круги под глазами, разгладились глубокие морщины.
Олег кивнул.
— Понесли.
Они вдвоем переставили гроб на каталку и двинули в зал. В изголовье мраморного постамента Адмирал уже установил фотографию Деда. На увеличенном снимке тот был серьезен и суров, как может быть суров человек, снимающийся не для чего-нибудь легкомысленного, а на удостоверение сотрудника КГБ. Форма была старого образца, а в петлицах — венчики с пятиконечной звездой. На новые удостоверения такие фото не принимаются. Но Дед не нуждался в новом удостоверении. Через месяц он должен был закончить службу. Окончил раньше...
Панихида была краткой. Слова прощания оставили на потом. Дорога к последнему приюту предстояла долгой. Попетляв по столичным улицам и выкатив на Рязанское шоссе, кавалькада увеличила скорость. Родственники хотели похоронить Серегу на маленьком кладбище в деревне Черкизово неподалеку от Коломны.
Бывший деревенский погост, наверное, никогда не видел такого скопления людей. Даже несмотря на то, что многие вынуждены были попрощаться с товарищем в «шестиграннике», в Черкизово пришли четыре набитых «Икаруса» да десяток легковушек с гаишным «жигуленком» во главе. Люди разбрелись по узким тропинкам, проходам между металлическими и деревянными оградами, окружили ярко-желтую от песка свежую могилу.
Говорили много, но, как всегда, бестолково и сумбурно. «И похоронить товарища не умеем...» Олег волновался. Ему очень хотелось сказать обо всем, что наболело, сказать теплые и дружеские слова о погибшем. Вспомнить... Но, когда настала его очередь, горло перехватило, и, кроме «Прости!», он ничего не смог из себя выдавить...
