По его пятам следовали двое. Оба невеликие ростом. Один медленно покашливал, изображая древнего из Фив эльфа. Покашливал и другой. На чём их сходство и заканчивалось. Будучи капитаном, второй словно надувал паруса швертбота, словно взлетал потухающим Моцартом.
За этим бежал совсем уж махонький, хотя и коренастый, в камзоле и кружевах, пронизанный комнатной пылью. Когда он оборачивался, обнаруживал немалый горб и длинные нечёсаные волосы посадника Евграфа.
Почему мне трудно туда смотреть? Надо бы забить и забыть эту скважину. Неужели нет куска фанеры? Ладно, завалю её старым креслом. Слава богу, втиснулось.
Теперь из-под перекрученных пружин слышались слабеющие голоса.
– А мы просо сеяли, сеяли, сеяли…
Покричат, покричат да и смолкнут.
В тонкое, плохо прибранное утро я вошёл в магазин, вернее, лавчонку, простым покупателем, и не по своей вине задержался. Поверьте мне, ради бога! (А вы не заходите; никакого, скажу вам, резона. В лавке лопнули трубы, залетел вспотевший журавль. Ходят-ходят доисторические до ужаса горячие ветры. Хорошо ли всё это?) Тогда-то и произошло, пожалуй, самое, самое, самое непонятное.
– О чём ты задумался? Вонь устейшая, ты же по-хозяйски оскаешь, – пищит незнакомый голосишко.
Принялся я на правах главного хозяина осматриваться и, представьте, высмотрел. В это, конечно, трудно поверить, но там, под самым карнизом, притаился тот самый… Думаете, кто? Бонапарт, Софокл, коробейник из Вытегры? Нет, нет и нет. Под карнизом притаился тот самый чинаришка по имени… Ну конечно, Молвок. Вот история!
– Я изрядно остыл в непроглядной вашей погоде, – громогласно пищал он, – даже зонтики проступили на моём самом тайном месте. Даже лёжики выступили между выколок. А выколки, они, между прочим, выколки. Они-они выколки: блей плыс ваген. Блец плесак! Без прыс флатер…
И дальше, наверное, опять по-иностранному: бр. Гру. Вря. Пойди определи, чего он желает?
Как бы вы поступили на моём месте? Не знаете? А я, ученик давно прошедшего, произнёс:
– Давай-давай, спускайся! И немедленно.
Сначала Молвок сопротивлялся собственному рассудку. А потом…
Не спеша, но мгновенно снял я висевшую за дверью стремянку. И вот чинаришка уже стоит у прилавка.
– Кто это вопит? – спросил он, стараясь заглянуть под кресло.
– Наши с тобой сородичи, – нашёлся я. И тут же спросил: – Откуда он, чинарь, взялся?
– Большой секрет, – шёпотом проговорил Молвок, – хотите правду?
– Конечно, нет.
– Так вот. Выписал с одним ажокой по фамилии Ванькин. Я вместе с вами не знаю, что такое «ажока», и, конечно, Молвоку не поверил.
