А между тем Гржибайло уже тут как тут.
– Гони документ, – выкрикнула она тихо и довольно вежливо.
Документов, конечно, не оказалось.
Тогда Гржибайло взялась за своё: бац-бац-бац, палить принялась. Думаете, невозможно? Но так было.
Говорю ей:
– Мне, хозяину, да и вам нужна только победа, а вы?
– Верно, – соглашается Гржибайло, – только победа. – А сама продолжает и продолжает. Разумеется, не в меня, не в Молвока. Просто так, в пустоту. И что самое отвратительное, эти «бац» без малейшего звука. Представляете наш страх: пш-пш, и всё!
Что же было для меня в ту минуту главным? Да уберечь подопечного чинарушку от испуга.
Она – «пш», а его на прежнем месте, представьте, уже нет. Я под прилавок, под кресло, на шкаф, на потолок. Нет как нет.
Она – бац да бац, а я ей:
– Ты что наделала, негодяйка?!
Молчит и знай своё:
– Эй ты, выколка-выполка. Сис-пыс батер-флатер! Подай хоть знак. Хоть отзовись!
В ответ – тишина. Только изредка «пш» да чуть слышное из подполья:
– …сеяли, сеяли…
– Ну и крень ты еголая! Ну и крень!
А негодяйка на меня и не смотрит.
– Крень-крень! Еголая-еголая! Знай, и мне на тебя смотреть тошно! Ты для меня фистула без горлышка. Ясно?
Одна надежда: кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь его повстречает. Может быть, в Праге, может быть, на Крещатике.
Тогда всё сначала, всё, что здесь приключилось.
Вот и вся наша быль и небыль, всё, что я хотел рассказать.
Вот и всё.
Ноябрь 1948
Москва – Ленинград
Мой спутник и я оказались на окраине города, неподалёку от моста через довольно быструю речку.
Мы спустились по заросшему лопухами откосу к самой воде. Как раз тогда с рёвом и пеной воду прорезала моторная лодка. Большая скорость да и солнце, светившее прямо в лицо, помешали разглядеть, что за уродливая сила подняла, перевернула моторку, бросила через перила, волокла по проезжей части моста, потом по широкой пыльной улице.
От встречных очевидцев мы узнали, что вскоре лодку развернуло, вынесло на тротуар, упёрло в простенок дома, где находилась парикмахерская. Выбежали парикмахеры и те, кого они не успели добрить или достричь, останавливались случайные прохожие, каждый на свой лад объяснял небывалое происшествие. Одни, неизвестно зачем, осматривали винт, другие – киль, кто-то обстукивал борта.
Мой спутник и я отличались от собравшихся уже тем, что оказались единственными, кто заметил появление непонятного предмета там, на мостовой, где только что с шумом тащило моторную лодку.
