Смотрите, что так закопошилось под самой витриной? И какой отвратительный запах тухлой рыбы. Нет, не будем туда подходить.
– Уберите, доктор, уберите, миленький. Оно губительно отзывается на всеобщем здоровье.
Нужно ли перечислять остальное? На полках ржавые кастрюли, на стенах перевёрнутые картины. Вокруг всевозможные несообразности. Тут же собраны сувениры исторического и личного употребления. Первым когда-то действительно подчинялись времена и поступки, теперь вот: жалкое подобие предметов.
Сам хозяин приходит в магазин только раз. Пухлый затылок, редкие зубы, на плечах – чужие кудельки, в ушах – нитки. Ни второй руки, ни второй ноги, ни второго глаза. Вот его портрет. До чего же дурён! А какие отвратительные мысли поворачиваются между тех разноцветных, местами позолоченных ниток. Наверное, ему хочется икнуть. Даже противно.
В другой раз с протяжным, мечтательным звуком появился министр просвещения. Он так и не вошёл, и до сих пор нельзя понять, куда он девался.
Со мной получилось иначе. Я не раздумывая заглянул в шкаф, где хранилась касса. Там я заметил, во-первых, чьи-то дряблые конечности, во-вторых, древнейшую позолоту на выцветших нитках.
Это был он. Конечно, он!
– Где Гржибайло? – строго спросил хозяин. И, не дождавшись ответа, вытянул единственную руку с единственным тонким пальцем, собираясь поймать – я это сразу понял – небольшого комара с красивым красным крылышком,
– Где Гржибайло? – снова спросил хозяин, на этот раз сладким тоскующим голосом.
Я действительно не видел человека, которого имел в виду хозяин. Даже не знал: он это или она? И конечно, чем это Гржибайло занимается.
А хозяину я соврал. Каюсь – соврал.
– Вон там, – проговорил я, зеленея от стыда, показывая взмахом руки…
В общем, Гржибайло оказалась женщиной, которая обнаружилась там, куда я показал. Ну а по занятиям она напоминала милицейского работника, только невероятно вытянутого.
Поначалу я и не предполагал заходить в магазин. И, уж конечно, вглядываться в глубину колодца. Поэтому я и спросил сам себя:
– Позволь, может быть, – там, под прилавком, и не яма вовсе? А уж если и колодец, то совсем не такой глубокий, как болтают некоторые водопроводчики?
Иначе почему в той, в общем-то, дыре что ни день открывается палисадник с ветлами, клёнами, добрыми, отзывчивыми дятлами. Почему, как вы полагаете?
Вскоре я убедился, что прав. И тогда отчётливо рассмотрел всех восьмерых, шагавших по длинному, длинному кругу. Не представляю, как их лучше назвать? Во всяком случае, не настолько побледневших, насколько усохших.
