Вот и весь рассказ, вся наша быль.
Неприбранным утром попал я в пустой переулок, довольно изогнутый, если посмотреть прямо, и вполне прямой с точки зрения его изгибов. Сомнений не оставалось: лавка находилась рядом. Подозрения оправдались: за неприметными створками обнаружились евкалические буквы, кирпичные кастрюли, всё, что находилось на полках. Вот как оно, представьте, получается! Стукнулся затылком – и ввалился. А вы не вваливайтесь, никакого, скажу, резона. В тесных сумерках лопнули трубы, залетел ветхий журавль. Ходют, ходют доисторические ветры, хорошо ли всё это? Неопрятным оказалось и последующее: скрипучими пальцами схватил я вполне звонкую шашку, подбежал к перевёрнутому оконцу, и сразу понял – кто смотрит, кто он, с разноцветными в ушах нитками. Страх и положение всегда обязывали. Всё, что месяцами казалось незаменимым, я тут же отправил вперёд, лет этак на сто семнадцать. Не знаю – кому наши рукоделия там пригодятся, разве что манатикам, с круглыми ротиками. Словом, так: почему же ты весёлый? – спросил неожиданно голос, принадлежавший никем не замеченному – знаете, кому? Над прилавком притулился чинаришка-молвока. Вот история! Откуда, дружище? Из какой опрокинутой лохани? Очевидцы рассказывали – улыбка, появившаяся над моим лбом, напоминала растянутое небесное тело. Я изрядно остыл в непроглядной вашей погоде! – уклонился от прямого ответа изнурённый молвока. История, как видите, из неприятных. Даже зонтики проступили, – показал он голубоватую ступню, – даже лёжучи повыступили между выколок, – продолжал он неясным звуком. А выколки – они выколки. Они вы́колки, а не выко́лки, и так далее, и тому подобное.
Читать с выражением, доступным прославленным актёрам, без передних зубов, зато с одной лишней подмышкой.
Среди участников здешних происшествий и Введенский, и Левин, и Туфанов, и Хармс, и Заболоцкий, и Вагинов, и Владимиров, и Олейников. Кроме названных, никому неведомые: Гржибайло, Молвок, а ещё одноногий, одноглазый, однорукий – хозяин.
У него на прилавке косматые вещи. Одни – утратившие форму, даже назначение, другие – посеревшие от старости.
Какие-то маленькие с круглыми ротиками, с вилками вместо локотков, всё кружатся, кружатся… Ах, идиотики! И зачем только их положили на верхнюю полку! Пусть ум у них разнообразен, мысли устойчивы, желания продолговаты, им всё равно не придётся управлять судьбами людей, а возможно, и насекомых.
