порывом чистым обволакивает душу,
я девы обоняю дух!
Лутон
Где мой котурн,
катурналии?
Я его сейчас хлапну
и ураздребезжу немедля
гр-р-р-р-р!
шляп
шляп
шляп…
Андромаха
О, не убей его, великий трагик!
Он телом слаб
и сердцем хил,
а воображает, что Эсхил.
Лутон (продолжает)
Фивий (запрокидываясь навзничь)
Не слушай ты её,
всё лжёт, негодница!
Я Куокл и Пендокл,
а Софокла победил.
Ах, зачем тебя я встретил,
а служанку прилюбил!..
Лутон
Всё равно ураздребезжу. Я ревную!
(добивает Фивия)
Звучит знакомый романс. Солнце медленно скрывается за рекой Пиянь, за горой Парнах.
Фивий, уже покойник (в полумраке, непохожим голосом)
Другая жизнь в меня плескала,
томили мрамора куски,
иная жизнь,
иные униженья —
для отсыревших поколений.
Я ж отсырел со всех сторон.
Вот руки, тяжкие сомненьем,
и ноги, тёмные поленья.
Мой бедный череп стал голубоват.
Лесов синицы прозвенели
эхом лат
в уже глухих ушах.
Зарницей рухнула душа,
икары петухами пели
над омрачённою панелью.
Простите, разные личинки
и тычинки.
Простите, груди Андромахи
и зад её, подобный плахе.
Прощайте, люди,
простите все. Я вымер навсегда!
Под звуки лиры врываются рабы, хватают, волокут труп вымершего поэта, который сопротивляется, но не очень.
Лутон (он торжествует)
Ак лукос эффенди фердиму.
Юнимус! (простирает руку)
Изобразив колебания, Андромаха кидается к трагику, обвивая одну из его ног проданными руками. Но мозг трагика успел перевернуться.
Лутон тычет деревяшками сандалий в андромахин пах. Внезапно повеселевшая служанка катится прочь, громко покрикивая:
Лутон (вздрагивая шеей)
Пивит и псысл
и песендел сполна,
твоих увечий смысл
в предгориях Парна,
прости, мне не был ясен.
Законам чисел
вопреки
распался ясень,
здесь, у Пиянь реки…
Рабы вносят, кладут изображение речной поверхности с рыбами, гусями, красивыми волнами, на многие голоса подражая плеску и шуму вод.
Лутон (продолжая вздрагивать, выполняя произносимое)
Уборы сняв,
над волной стою.
Раздетый в прах,
наготу таю.
Струю приняв,
молю семь раз!
Пленительна, во тьме легла
вокруг меня легла река.
(в муках подбрасывая руки)
О. Зевс! О, Псевс
и Фивий с тихой головой большой.
Твоё наличие поняв,
я припадаю на века…
Почти голый трагик валится животом вниз, лезет вокруг речной поверхности, издавая покаянные звуки:
Такие выкрики под еле слышное треньканье лиры прерывает удар грома и вполне явственный потусторнний голос:
Фивий (из ниоткуда)
Эй, ты!
Эй, вы!
Я же тут во всём и над всем:
пью кефир,
селёдку ем…
Нет, селёдку пью, а кофей ем —
