Царская охота | страница 7



– Откуда там такое чудо? – вот, даже Митька удивился.

– Да откель я знаю? Так куды их?

– В Разбойный приказ вези, там разбираться будем, – наконец, после минутной паузы решил Митька, обдумавший все ближайшие перспективы. Все-таки хорошего помощника Ушаков себе приготовил. Только вот сдается мне, что просить меня скоро будет отдать ему Митьку. Хрен ему во все рыло, отдам, и сам что делать буду? А решение правильное. Были бы нашими, то к Радищеву на правеж и дознание, а с этими то ли венграми, то ли болгарами, черт его знает, что делать? Самому придется в Разбойный, который свои последние дни доживает, самоликвидируясь под напором наглых птенцов Ушакова, идти. Ну, да поди не переломлюсь.

– Как все выполнишь, так сюда вернешься, к государю на доклад, – а вот это правильно, я хоть посмотрю, кто ты такой будешь, мил человек.

– Дык это ж, дня через три только все под опись посчитают, – пробурчал неизвестный мне офицер, а никого другого Михайлов бы на порог не пустил.

– Так ведь государь-то никуда вроде тебя не торопит, – вполне резонно ответил Митька, а по тому, что его голос отдалился и слова стали уже почти неразличимы, можно было судить, что они отошли от двери.

Ну вот и ладушки. Я негромко рассмеялся и придвинул к себе отодвинутую чернильницу. Пора к Табели о рангах возвращаться. Но только я обмакнул перо в чернильницу, как дверь распахнулась.

На этот раз никаких концертов не было и в помине. Прямо от порога, бухнувшись на колени, в мою сторону пополз какой-то незнакомый мне дьяк. Он комкал в руке шапку, время от времени вытирая ею не то пот с лица, не то слезы.

– Государь, – взвыл он, когда до моего стола осталось ползти не больше половины. Остановившись, он уткнулся головой в ковер, а когда поднялся снова вытер лицо шапкой. Я бросил взгляд на двери, в проеме стоял бледный Митька и кусал губы.

– Что случилось? – сердце сжалось от дурного предчувствия.

– Беда, государь Петр Алексеевич, – и дьяк снова бухнулся лбом об ковер.

– Да говори прямо, что произошло? – я привстал и бросил перо, только сейчас заметив, что выпачкал чернилами руку.

– Беда пришла в монастырь Новодевичий, государь. Евдокия Федоровна и мать-игуменья при смерти лежат, еще десяток сестер в лихорадке горят. Оспу черную принесли в святое место, государь, – я почувствовал, как сердце ухнуло куда-то в пустоту, и словно со стороны услышал свой голос, хотя был уверен, что не смогу вымолвить ни слова.

– Когда это произошло? – снова этот чужой холодный голос, словно со стороны.