– К тебе приходил швед с визитом, зачем, Лиза, что ему было надобно? – очень тихо спросил я, продолжая дышать на ее ледяные руки.
– Просто так, чтобы немного мою хандру развеять. Такой смешной, все спрашивал, не хочешь ли ты меня в гарем сплавить, или еще кому в жены отдать? – что-то, похоже, ее никак не отпускало, потому что она продолжала дрожать, а зрачки все так же были расширены.
– И все? Это все, о чем он тебя спрашивал?
– Все, – она вырвала руки из моих, и тут я с каким-то восторженным удивлением понял, что пара пуговиц на моей куртке расстегнулись, видимо в тот момент, когда я в джигитовке тренировался, и теперь ручки царевны Елизаветы с настойчивостью, достойной лучшего применения, пробрались прямо в образовавшуюся щель, и требовательно ощупывали мышцы на моей груди, которые под этими прикосновениями начали непроизвольно сокращаться. – Петруша, какой ты стал красивый, – пробормотала тетушка, прижимаясь все теснее и теснее ко мне. – Такой сильный, уже мужчина, не мальчик.
– Лиза, остановись, – я сделал весьма слабую и не убедившую даже меня самого попытку отодвинуться. – Христом Богом прошу, остановись.
Вместо ответа она вытащила руки из-под моей куртки, положила мне на шею и заставила наклонить голову, после чего провела одной рукой по щеке, второй продолжая удерживать за шею, и прошептала прямо в губы.
– Зачем? Зачем останавливаться? – и правда, зачем, спросила меня крыша, прежде чем сорваться и со свистом улететь.
– Лиза, – я вжал ее в злосчастное дерево, и дал волю рукам и губам, проклиная зиму и то, что на нас так много одежды…
– Государь! Петр Алексеевич!
– Елизавета Петровна!
Взволнованные голоса ворвались в практически ничего не соображающий мозг, окатив как ведром ледяной воды. Что я творю? Я стою почти посреди чистого поля и тискаю собственную тетку там, где нас может увидеть огромное количество народа. Отпрянув от Елизаветы, я как мог дрожащими руками привел в порядок ее одежду, которую успел немного… хм… помять, и отпрыгнул еще дальше в сторону, застегивая на ходу куртку и поправляя шапку. Два шага, и я стою возле того места, где бросил на землю свои меховые перчатки.
– Мы здесь! – мой голос немного охрип, во рту пересохло, а тело ломило от нереализованного возбуждения. Зачерпнув пригоршней снег, я сунул комок в рот, и протер лицо, стараясь хоть немного успокоиться. Наши лошади стояли неподалеку, и Цезарь успокаивал кобылку Лизы, которая уже не дрожала, а старательно делала вид, что обиделась на его укус. Весна скоро, вот гормоны и взбесились, это если отбросить в сторону мои пятнадцать лет, я невесело усмехнулся и еще раз протер лицо снегом. На поляну вылетел отряд всадников. Петька соскочил с коня едва ли не на ходу, и сразу же бросился ко мне.
