– А откуда вы вообще узнали, что я вчера приятно провел вечер, и самое главное, с кем провел? – я бросил вилку на стол и требовательно уставился на моих добровольных нянек, которые с чего-то вздумали блюсти мою честь, аки девицы безвинной.
– Юмашев сказал, – если у Петьки совести хватило немного покраснеть, и отвести в сторону глаза свои бесстыжие, то Репнин сверлил меня прокурорским взглядом. – И не думай, государь, не чешет Николай языком почем зря, выставляя на свет божий твою кобелиность, просто просил нас, как не чужих тебе людей, направить на путь истинный. Народу нравится, каким ты стал, государь Петр Алексеевич. Да, все осознают, что горе безмерное повлияло на изменения эти, но не стоит возвращаться к тем кутежам, коими с Ванькой Долгоруким успел за год прославиться на всю Москву.
– Вот ведь, воспитатели нашлись, где раньше только были? – я раздраженно поднял вилку.
– Раньше, ты, государь Петр Алексеевич, никого к себе, кроме Долгоруких и цесаревны Елизаветы не подпускал, – тихо ткнул мне в морду упрек Петька. Верно говоришь, Петруха, вот только то не я был. А жрать-то хочется так, словно неделю голодал, все-таки любовные игрища способствуют растрате сил, которые восстановления требуют.
– И что же мне теперь до свадьбы терпеть? – я раздраженно зыркнул на этих поборников морали молодого императора.
– Да никто не требует от тебя, государь Петр Алексеевич, терпения такого, – отмахнулся Репнин. – Понятно, что дело молодое, и в чреслах свербит иногда так, что ум потерять можно, но разборчивее надо быть.
– Ханжей из себя не стройте. Можно подумать, что сами вчера в одиночестве остались, – я вертел вилку в руках и никак не мог приступить к трапезе.
– Не в одиночестве, – покачал головой Шереметьев. – Но то мы, а ты – совсем другое дело. Найди себе вдовушку повеселей, из молодух, да и захаживай к ней вечерами. Никто слова тебе не скажет. И тебе хорошо, и ей почет, да ласка мужская, кою потеряла рано. Но с этой… – он так поморщился, словно не об английской леди говорил, а об бомжихе подзаборной. Надо же, какие мы разборчивые. – Ведь не просто же так она хвостом перед тобой мела. Что-то ей было нужно от тебя, государь.
– Я знаю, – я пожал плечами и внезапно успокоился. Значит, они не только за мой моральный облик переживают, но и за то, чтобы я ничего англичанке не выдал невзначай. Все-таки не ошибся я на счет этих двоих, а с Митькой и троих. Если у меня с десяток таких вот, рынд, как в старину их называли, наберется, то я уж точно повоюю.
