— это, конечно, глупо, но вот насчет аллергической реакции…
Лейтенант щелкнул пальцами, будто фиксируя в голове какую-то важную мысль, затем взял авторучку и внес пометку в свой блокнот с красным шелковым шнуром-закладкой в нем.
— А звонок?… Кто-то же звонил Евсюкову?
— А разве Муратов не мог ему позвонить?
— Зачем?
— Зачем?! — задумчиво произнес Чагин.
И задумался он крепко, Трофим даже подумал, не пора ли его потревожить.
— Действительно, зачем? — еще заторможенно, но уже осмысленно спросил дознаватель.
— Но кто-то же нам звонил.
— А вы не могли? — встрепенулся лейтенант.
— А мне зачем?
— Это правда, что Кислицын увел у вас жену?
Трофим скривил губы, глядя на лейтенанта. Ему не очень-то хотелось, чтобы дознаватель так глубоко лез в его личную жизнь.
— А при чем здесь Евсюков?
— При чем здесь Евсюков? — Взгляд у Чагина застыл, черты лица разгладились.
Трофим невольно глянул на часы. Он чувствовал себя как оператор за перегруженным компьютером, процесс постоянно тормозится, работа стоит, а времени в обрез. Через час у него встреча с заказчиком, а Чагин словно комп завис.
— Да, при чем здесь Евсюков?… С ним у меня отношения были ровные.
— Ас Кислицыным? — спросил дознаватель.
— Вот когда он умрет, тогда и поговорим.
— А вы уверены, что умрете последним?
Трофим усмехнулся, глядя на лейтенанта. Странный вопрос. Его мог задать только молодой специалист, и ему, как человеку взрослому и опытному, не следует давать на него ответ. Даже если он относился к подозрительным звонкам со всей серьезностью.
— Товарищ лейтенант, я так понимаю, разговор по существу уже закончился, а мне нужно бежать. Дела, дела!
Во дворе полицейского управления Трофим нос к носу столкнулся с Аллой.
— И тебя вызвали? — с удивлением спросил он.
— Во-первых, здравствуй! — Она смотрела на него с явным укором и затаенным ожиданием.
— Да? У меня такое ощущение, будто мы с тобой не расставались.
Смерть Евсюкова, конечно же, поставила крест на праздничном торжестве, но домой Трофим вернулся глубоко за полночь. И в больницу они за Димой ездили, словно его там могли оживить, и Вику потом долго успокаивали, дома у нее были, потом вернулись к Славе, выпили, чтобы хоть как-то успокоиться…
— Вообще или сегодня?
— Вообще мы расстались навсегда, — сказал Трофим так, будто поставил точку в конце фразы, имея в виду, что они разведены.
— Я об этом не жалею! — сказала Алла и задумалась.
Действительно, разве он давал ей повод выходить из себя? Он всего лишь констатировал факт, причем тоном, близким к равнодушному.
