И Небель, так же как Новак, начал складывать, вычитать, умножать, подчеркивать.
— Пятьдесят крейцеров.
Калтенекер прикусил губу и уставился на цифры.
— Но ведь Новак сказал — тридцать пять.
— Вот как! Этого я и не знал, господин мастер. — Небель стер цифры. — Если Новак сказал тридцать пять, тогда и я возьмусь за столько же.
…Об этом вспоминал сегодня утром Новак, пока грел кофе на спиртовке. Он громко рассмеялся:
— Ошибаетесь, господин Калтенекер: сверхурочно — и за обычную плату… как же!
Он выпил кофе, взял с собой обед и двинулся на завод сельскохозяйственных орудий.
2
Новак спустился с Фердинандского железнодорожного виадука. На улицах еще горели газовые фонари, на рельсах, под мостом, пыхтело несколько паровозов. С моста были видны заводы Андялфельда[8]. Гудели сирены, заглушая зимний ветер.
Новак вошел в кованые чугунные ворота завода. «Здорово! Здорово!» — слышалось отовсюду. Прошел по громадному двору, посмотрел на окна токарного цеха. Лицо его исщипали мороз и ветер, а теперь, когда он проходил мимо кузницы, ударила теплая струя воздуха. Войдя в цех, он увидел, что пришел одним из первых. Его встретила необычайная тишина. Маховики и ременная передача еще молчали. Новак разделся, повесил котелок, открыл ящик и из верхнего отделения вытащил рабочую шапку.
В отделениях ящика аккуратно были разложены резцы, ключи, напильники, масленка, наждачная бумага, «рабочий листок», тряпка.
Маховик завертелся. Токари приходили и включали станки.
…Паулик, ученик токаря, понес закалить в кузницу четыре резца. Парень работал около красноглазого, вечно ворчавшего Небеля. Будто для того, чтобы смягчить его, поставили рядом с ним всегда смеющегося Паулика — с нежным, почти девичьим лицом и ярко-пунцовыми губами. Так и стояли у токарного станка хмурый, нелюдимый токарь и его жизнерадостный ученик.
Войдя в кузницу, Паулик приветливо улыбнулся кузнецу Шпрейцеру.
— Господин Шпрейцер…
— Пришел, Бела? — сказал Шпрейцер и положил резцы в огонь.
Зашипел воздух, проходя сквозь мехи. Тени кузнецов плясали по черной, с отсветами пламени, стене. Положили раскаленную ось на наковальню. Шпрейцер молотком выстукивал ритм, иногда и он ударял по искрящемуся железному валу, остальные двое в такт колотили. Паулик мурлыкал, подражая напеву кувалд: «Бом-бом-банг! Бом-бом-банг…»
«Банг», — всегда выговаривал молоток Шпрейцера. Красная ось все больше темнела и наконец почернела совсем.
— Споем что-нибудь? — спросил Шпрейцер.
