— Ну, какие еще новости? — спросил он.
— Призывать будут! — ответил угрюмый портной.
— Когда?
— В январе.
— Кого?
— С тысяча восемьсот семьдесят пятого по тысяча восемьсот девяносто четвертый.
— Я родился в восемьсот семьдесят первом, — ликуя, сказал г-н Фицек, — а мой сын — в восемьсот девяносто пятом.
— Летом и его призовут!
— Покуда до нас дойдет черед, и война окончится.
— Не окончится. Сами знаете, иначе не стали бы работать на этих. Освобождение хотите получить.
— И то верно, — согласился Фицек и вытащил из кармана огрызок сигары. Осторожно помял его. Вынул спички. — Закурите и вы, — предложил он и, не зажигая спички, приготовился ждать, пока вынет сигарету Балаж.
— Натощак не курю, — ответил портной.
— Я тоже. Но когда такие добрые вести приносят…
— Да, я и сам семьдесят первого года, — кивнул портной и без всякого перехода спросил: — Скажите, вам какой материал дают на башмаки?
— Какой? — Фицек пожал плечами. — На заготовку — барахло. На подошву — стельку.
— А нам на солдатские штаны белое полотно суют, по четыре кроны метр. Покрасят в серый цвет, и бери.
— Не наше это дело! — заметил г-н Фицек, заклеивая слюной треснувшую сбоку сигару.
— Да ведь посадят-то нас.
— Вот уж выдумали. Мы только обрабатываем материал, который нам выдают. Отвечать будут они!
— Угу! — буркнул мрачный Венцель Балаж. — Угу!..
— У вас сколько подмастерьев? — спросил Фицек, желая перевести разговор.
— Ни одного. Жена и трое старших сыновей помогают.
— А мастерской у вас никогда не было?
— Была.
— И подмастерья были?
— Были… Разорился.
— Вы тоже?! — обрадованно воскликнул г-н Фицек. — И я! А вы-то как разорились?
— Банк выжимал такие проценты за кредит, что не мудрено было вылететь в трубу. И такой процент, и сякой процент, и разэдакий… Считал я, считал, день-деньской считал, чуть мозги не просчитал.
— Истинно говорите… У меня тоже две мастерские были, восемь подмастерьев, ей-богу! Но… Чик! — И г-н Фицек, словно бритвой, провел сигарой по шее. — Никогда не знал я, что завтра будет… Словом, лучше так… Одному, без подмастерьев… Хоть и впроголодь живу, но по крайности знаю, что будет завтра… что и завтра будет не лучше. — И г-н Фицек рассмеялся странным своим смехом, который тут же оборвался. — Скоро жизнь будет так хороша, — сказал он, — что все будут ходить в полуботинках…
— В полуботинках?
— Ну да… Потому что вторая-то половина прохудится, — и он рассмеялся опять и опять оборвал смех.
Сухощавый долговязый портной проникался к Фицеку все большей приязнью.
