Сердце в груди дернулось и застыло. Всего на мгновенье.
— Нестоит, — тверже повторил Винченцо. — И мне жаль, если мой отказ тебя обидит.
Рука убралась.
— Ты неисправим, — Миара упала на постель, раскинув руки. — И это хорошо. Ты себе не представляешь, насколько хорошо.
Винченцо поднялся и поклонился. Вежливо.
Правильно.
Почему-то не отпускало ощущение, что за ними наблюдали. Вероятно потому, что за ними и вправду наблюдали. Но кто?
Хотя, какая разница?
Со зверем Миха разминулся. Тот бродил где-то рядом, но не настолько, чтобы возникло желание убраться. Наевшись — сырое мясо оказалось не таким уж и отвратным — Миха закрепил остатки туши меж ветвей. Сам же устроился чуть выше. На сей раз сон был более ясным, чутким. Миха привыкал к лесу, и уже мог различить отдельные звуки его. Утром он спустился к роднику, разбитому свиньями. Но вода была холодной и чистой.
Мясо — свежим.
Жизнь почти нормальной. Вот только один вопрос мучил: а дальше-то что?
И дальше держаться родника, охотясь на свиней и прочих копытных? Ночевать в кронах деревьев? Жрать сырое мясо, окончательно утрачивая тот слабый налет человечности, который еще оставался?
Дикарь внутри не имел возражений.
— Это неразумно, — сказал Миха, пусть даже дикарь понимал его без слов. Но почему-то вдруг стало страшно, что он, Миха, опять разучится говорить.
Сложно ведь.
Слова неудобные и язык неповоротливый, да и за зубы то и дело цепляется.
— Лес. Деревья. Лиственные. Будет зима. Листья свалятся, — он поднял один, который еще оставался зеленым. — Снег. Холод.
Дикарь согласился.
Снег он не любил, холод тем паче. И внутри появилось ощущение тепла и огня. И укрытия. То есть, Михе предлагают найти какую-нибудь пещеру, в которой можно развести костер и пережить зиму?
— Нет, — Миха покачал головой. — Надо к людям.
Вот этого его желания дикарь не разделял категорически. Племя — это одно, а люди — совсем другое. Злые. Опасные. Коварные. Приносят дары, а потом ловят.
Сетями.
Запирают в клетки. Везут. Дают воду. От воды сон. И голова болит.
— Значит, тебя так поймали, — Миха присел на пенек. — Ладно, а племя твое где?
Ответ был весьма сумбурным. Где бы племя ни было, но добирались к городу долго, большей частью по воде. А до этого еще была дорога.
— Отличные ориентиры, — язык вернул былую подвижность. — Дорога и лес. Ладно. Тогда попробуем иначе. Выйти к людям. Найти кого-то, кто разбирается в окрестном мире. И узнать, где водятся подобные тебе. Или нам.
