— Это эхо моего воздействия.
— Он очень темный.
— Я все-таки не целитель изначально.
— Желтый?
— Вероятно, способность повелевать пламенем, или металлами. Здесь многое все же неясно. Наше знание остаточно, мы владеем лишь малой частью того, чем обладали Древние, — это должно быть место так влияет на Ирграма. Он стал слишком уж откровенен.
Зато источник нашелся.
— Черный, — сказал жрец, когда Ирграм поднял с кровати леопарда, сшитого из лоскутов настоящего меха.
— Это проклятье. Они чаще всего видятся черными, словно обгорелыми.
— Любимая игрушка.
Леопард в руках расползался. Лопались прогнившие нити, рассыпалась ткань, и драгоценный золотой глаз вывалился из глазницы. Зато из лопнувшего брюха на руку Ирграма упала пластина. Золото.
Тонкие дорожки рун.
И капля выгоревшей слезы Неба.
Кто-то действительно очень хотел убить эту девочку. А также остальных. Второй источник обнаружился на дне небольшого бассейна, в котором лежала, раскинув руки, очень красивая женщина. Её кожу покрывали алые пятна, но лицо оставалось нетронутым. Глаза и те уцелели. И женщина казалась спящей.
А лилия, которую она сжимала в руке, угольно-черная лилия, живой.
— Не стоит прикасаться, — Ирграм перехватил руку жреца. — Она и была источником.
— Это Теякапан, — жрец руку убрал и посмотрел вопросительно. — Любимая подруга Милинтики, которой было дозволено взойти на ложе Императора.
И навещать его дочь.
— Вы уверены?
— Взгляните на её руки. Не теми глазами, что вы смотрите, а так, как вы видели силу.
Жрец нахмурился.
— Я не всегда её вижу.
— Всегда. Но ваш разум привык полагаться на обычное зрение. Попробуйте закрыть глаза и сосредоточьтесь.
Он повиновался.
— Её руки, — воскликнул он спустя мгновенье. — У нее черные пальцы!
— Проклятье оставляет след на всех, кто коснулся его, — согласился Ирграм, выдохнув. Повезло, что парень из видящих. Все-таки подруга покойной жены императора.
Наложница.
Возможно, рассчитывавшая на нечто большее? Или она не знала о проклятье?
Но зато понятно, почему убрали и остальных. Кто бы ни вручил ей игрушку, он позаботился, чтобы женщина замолчала.
— Почему она такая? — жрец то открывал, то закрывал глаза. Морщился. Переключаться было неприятно, но тут ничего не поделаешь. — Не как остальные?
— Потому что она их убила.
Но тоже не понятно. Этого проклятья хватило бы и на девочку. Зачем два? Одно «Черной крови», и второе — «Молчащего места». С другой стороны, девочка жива. И если от «Крови» её защитило «Зеркало», то как она уцелела, когда раскрылся проклятый цветок, который женщина сжимала в руке?
