И вот мы сидели после ужина, ведя спокойную беседу. В тот день я как раз получил корректуру первой главы моего произведения «Рассвет» и немного читал из нее. В это время прибыл полковник фон Кнобельсдорф, который очень хотел переговорить со мной. Он еще раз заверил меня, что у него не было никакого намерения как-либо противиться моей политике, он лишь стал жертвой ошибки. Для меня же вся эта история после освобождения людей была уже окончена.
И тут вдруг отчаянно зазвенел дверной звонок. Сын хозяев вышел и вернулся с сообщением, что там снаружи стоит отряд солдат от совета, который намерен полковника арестовать. Я отправил Буркхарда, чтобы он разъяснил солдатам обстановку. Но он тут же вернулся назад в полном отчаянии и сказал, что солдаты настроены чрезвычайно упрямо и не позволяют себя отговорить. Тут полковник встал и отклонил всякие дальнейшие усилия – он намерен был отправиться и позволить спокойно провести разбирательство. Теперь уже и я пошел к солдатам и стал говорить с ними. Они показали визированный их президентом письменный приказ. Он был похож на какую-то выписку длиной в среднего размера газетную статью, да и выдержан был в таком же стиле. Я уже не могу в полной мере вспомнить содержание его, однако там точно что-то говорилось об ущербе авторитету солдатского совета. Один взгляд на этих семерых расхристанных парней, которым Альберт поручил миссию ареста, убедил меня, что тут будут напрасны все усилия. Это были примерно 19-летние олухи в полурасстегнутых мундирах. В грязных своих кулаках каждый из них сжимал карабин с примкнутым штыком. Я тут же заявил этим людям, что они сделают себя виновными в тяжелом преступлении. Естественно, это не помогло, и полковник ушел с этими ребятами – сначала его повели в замок, где была резиденция Роберта Альберта. Известие об аресте полковника вскоре достигло и солдат того ударного отряда. Альберт посчитал разумным вскоре отпустить своего задержанного, и так как он не без оснований был озабочен его личной безопасностью, то позволил себе дать арестованному полковнику честное слово, что с ним ничего не случится. И все же Альберту пришлось тяжело. Между солдатами совета и солдатами Железной дивизии еще той же ночью дошло до перестрелок, но никто не пострадал.
Позднее в выпущенном под псевдонимом произведении Альберт попытался оправдать свои действия. Он описал полковника фон Кнобельсдорфа как отпетого реакционера[178] и тупого вояку, доказывая это тем, что он выслал навстречу бежавшим из Риги русским добровольцам пулеметную роту. Такая мера в данных обстоятельствах была вполне уместна, особенно если вспомнить мятеж среди латышских добровольцев. Был ли полковник «реакционером» или нет, я сказать не могу, однако я вполне могу себе представить, что для него разгильдяйская жизнь солдат совета в этой Митавской республике была столь же неприемлема, сколь и для меня. В этом не видно ничего достойного, ничего из того, чем должен обладать достигший соответствующего уровня развития народ. Напротив, там господствовали лишь самые низменные страсти и позывы.
