Я вновь пошел в казармы, думая набрать необходимое количество из разместившихся в них добровольцев. В каждой комнате еще стояли елки, ели и пили, играли и бесцельно бродили вокруг. Я поговорил с солдатами. Когда они заметили, чего мне надо, несколько из них вышли из комнаты. Однако в конце концов кое-какие угли под пеплом начали тлеть. Батарею все же удалось уговорить и отправить.
Она отвоевала три или четыре очень ценных дня. Так как транспортировка армий на Западе была уже окончена[163], а в Германии теперь уже были свободные локомотивы и вагоны, нам каждый день присылали по три дополнительных поезда. Теперь они отправлялись в Германию с солдатами и местными жителями немецкого происхождения, если для них оставалось место. Отправляли и запасы, особенно муку и зерно, мясо и жиры, сапоги и одежду – все, что только возможно. Конечно, в этом препятствия чинили латыши, ведь они уже тихо радовались тому, что после нашего ухода смогут распоряжаться всеми этими вещами. Доходило до того, что латышские железнодорожные чиновники останавливали такие транспорты и «конфисковали» их от имени правительства. Однако тут уже солдаты ни на какие уступки не шли и были готовы к жестким конфликтам. Выдвигал претензии и латышский кабинет министров, дескать, не стоит лишать страну всех ее запасов. Однако я на это отвечал, что все вывозимые запасы были когда-то ввезены из Германии, а потому ее население отказаться от них не может. Хотя латыши были слишком хорошо осведомлены, чтобы это оспаривать, не проходило ни дня, чтобы Уллманн не выражал мне со скорбной миной свой протест насчет вывоза запасов. Мое обещание обеспечивать снабжение Риги продовольствием на тот период, пока мы еще сможем ее удерживать, а также указание, что все оставленные запасы попросту попадут в руки большевиков, не могли его переубедить. Однако я больше на это внимания не обращал и приказал вывозить все, что только может быть погружено на поезда.
В последние дни декабря прибыло еще несколько крупных транспортных пароходов. Лишь теперь стало возможным вывезти из города, участь которого уже нельзя было изменить, не только всех граждан Германии, но и несколько тысяч балтийских немцев. Однако без оказываемого парой сотен добровольцев Железной дивизии и маленьким балтийским ландесвером сопротивления и это было бы невозможно. Эта мелкая горстка удерживала толпы войск Красной Армии до тех пор, пока не было вывезено все, что можно было при имевшихся в распоряжении транспортных средствах. Конечно, на нашей стороне была репутация германского оружия, которая оставалась еще довольно высокой, чтобы принудить русских к величайшей осторожности в их продвижении вперед.
