Голоса из зала: «Почему здесь позволяют говорить германским меньшевикам?»
Председательствующий: «Иначе он не разрешил бы наши собрания».
Голос: «Мы чувствуем себя оскорбленными!»
Председательствующий: «Вам следовало бы сказать это ему, когда он говорил».
Голос: «Мы еще скажем ему это! Мы будем ходить по щиколотку в крови немцев!»
Председательствующий: «Надеемся на это, однако сейчас нам не следует об этом говорить, власть пока у меньшевиков».
Большой шум – овации – негодование.
Еще трижды или четырежды приходили ко мне лидеры большевиков и досаждали мне своими требованиями насчет газеты. Даже тот, кто никогда не хотел показаться невежливым, вынужден был стать таковым по отношению к этим людям. Однажды вечером я четырежды отказывал им в приеме, но они стояли на своем и повторяли свои требования раз за разом. Наконец я попытался с ними откланяться. Они этого не желали. Я вызвал двух ординарцев и приказал им выпроводить этих людей. Тогда они ушли, но на следующий вечер вернулись опять, один из ординарцев пригласил их в мою комнату. Тогда я сказал им, что готов позволить им выпускать газету, если они приведут доказательства того, что в настоящий момент на территории, контролируемой Советским правительством, выходит хоть одна небольшевистская газета[87]. Вероятно, примерно так же в старых рассказах о святых действовал воздетый перед собой крест на черта – как теперь это требование отразилось на латышских большевиках. Со злобной бранью и ворчанием они ушли. Потом они заходили еще раз, чтобы получить разрешение на примерно 20 еще собраний, где должны были быть избраны советы рабочих депутатов. Я велел им убираться, а когда они все же стали проводить собрания, приказал военным открыть огонь и этим рассеять собиравшуюся было демонстрацию. И тогда в германской прессе пошли на меня первые нападки – меня обвиняли в «политике насилия» по милитаристскому образцу, причем по приказу «балтийских баронов», верным рабом которых я с той поры и стал считаться.
Однако же это описание довольно далеко зашло вперед по сравнению с обгонявшими друг друга событиями.
Утром 15 ноября я получил сообщение, что местная администрация Эстляндии, резиденция которой была в Ревеле, приостановила свою работу и будто бы уже отправилась в Германию. Эта новость сильно меня встревожила, особенно же те обстоятельства, в которых все это произошло. 13 ноября была провозглашена эстонская республика
