Вероятно, в заключение мне следует сказать также что значительная часть немецко-латышских противоречий, которые в принципе с латышской стороны ограничиваются лишь их “вождем”
[240] и молодой радикальной и шовинистической интеллигенцией, в толще народа никакой серьезной основы не имеют, а зачастую связаны лишь с болезненными личными переживаниями, хотя, разумеется, не исчерпываются только этим. В вину перед историей нам, балтийским немцам, можно было бы поставить то, что все мы взращены в этой стране, нами издревле колонизируемой в своего рода морали господ. Конечно, чисто внешне с нашей стороны недостатка в подобном явлении нет, и все же: латышские и эстонские сельские священники всегда получали почетное место за господским столом подле хозяйки дома, а в Дерпте и Риге в сословных конвентах всегда были латышские и эстонские союзы, одетые в собственные цвета, – однако именно там за кубком вина и в застольном опьянении и вспыхивали довольно резко до того глубоко спрятанные конфликты. И удивляться этому может лишь тот, кто строит жизнь по теориям и намерен вскормить молодежь молоком старости. Однако не будем об этом более, ведь именно на эту тему у Т. Фонтане сказано: “Здесь еще слишком широкое поле!”»
[241]На этом книгу можно было бы и закончить. Она не станет для читателей чем-либо большим, нежели еще одно из многих прочих повествований о пережитом в наши дни, и, может быть, в ряду других подобных книг читатель и отведет ей последнее место. Однако в таком случае вся вина ложилась бы на автора, но вовсе не на сюжет, ведь он об одной из величайших трагедий в мировой истории.
Пусть это, возможно, слишком громкие слова. Ведь подумаешь – пара тысяч крупных помещиков лишились своих земель! Как можно осмелиться на сравнение этих событий, к примеру, с гибелью античной культуры, или же с судьбой еврейского народа, или с крушением России! Разумеется, если рассматривать дело так, это верно. Однако же именно так данные события и не стоит оценивать. По меньшей мере я отказываюсь от подобного масштаба в этом случае. Для социальных событий необходима и социальная точка зрения! А то, что свершилось в Прибалтике, не определялось лишь социальной ценностью или отсутствием таковой. В социальном смысле раздел крупных земельных владений на мелкие крестьянские хозяйства мог иметь преимущества и быть прямо благодеянием, но он вовсе не обязан был быть таковым. А было ли верным шагом изгнание немецких помещиков из Прибалтики, может показать лишь время. Вот я так не думаю.
