Я придавал этому факту решающее значение[213]. Раньше, еще до войны, было бы едва ли необходимо подчеркивать значение этого хотя бы словом. Ведь прежде вся мыслящая политически Германия, за исключением нескольких политиканствующих фельетонистов, очень хорошо знала, что дипломатия, парламент и пресса являются лишь хорошим или дурным сопровождением тех базовых аккордов, которые определяют жизненно важные для народов вопросы. Сегодня это иначе. Достаточно лишь представить себе, какое значение для сегодняшней политической повестки дня имеет так называемый вопрос о виновности[214], чтобы осознать всю глубину нашего духовного банкротства. Причем более всего бросается в глаза эта нищета, когда люди, которые утверждают, что имеют отношение к духовному наследию Маркса, оказываются заняты выискиванием материалов из придворной хроники для решения этого вопроса «о вине»[215]. На том же уровне находятся и попытки возложить ответственность за неудачи нашей политики в Прибалтике на германские военные инстанции.
Боеспособность германских войск в Прибалтике, если учитывать их свершения, была очень высока. Уровень дисциплины в целом было не сравнить с довоенной германской армией, а также с той, что была в первые годы войны. И это само собой разумеется. Тот, кто намерен бросать подобные упреки, волен это делать, однако тогда он судит предвзято и некомпетентно, ведь он совершенно игнорирует подрывающее моральное состояние воздействие войны и послевоенного времени. По сравнению же с «матросскими революционными ополчениями» в крупных германских городах войска в Прибалтике были куда более крепкими частями.
Командование войск, которое по своим военным достижениям также может выдержать любую критику, так никогда и не смогло разобраться в политической обстановке. Генерал фон дер Гольц, когда он ехал в Курляндию, переговорил со мной, а я использовал эту возможность, чтобы донести до него свою точку зрения. Гольц вспоминал о тех хороших отношениях с местным населением, которые сложились у него и затем поддерживались в ходе миссии в Финляндии[216]. Однако между Финляндией и Латвией была существенная разница. В первой из них было необходимо лишь сохранить симпатию у в принципе дружественно настроенного по отношению к Германии народа. А здесь приходилось иметь дело с антинемецкими настроениями у населения, которое еще предстояло переубедить. При этом нужда латышей должна была нам помочь. Однако это было возможно лишь до тех пор, пока латышам нечего было надеяться на получение помощи где-либо еще. Германское же командование слишком мало обращало внимания на эту сложную политическую задачу. Мнение о том, что солдату нечего делать в политике, – дилетантское. Военные действия суть сильнейшая политика
