, сделав из этого вывод, что и в отношении займа Латвии оно не будет настроено безусловно отрицательно. Конечно, и сама Германия не могла выступать кредитором, ведь по условиям договора о перемирии все договоры рейха с другими государствами теряли силу, а новых он заключать был не вправе. Однако все это не могло стать нам препятствием, ведь была же «Касса займов Восток». И все же я ответил на вопрос Уллманна и указал на возможность использования лесных ресурсов, по крайней мере части их, в качестве залога. Уллманн заявил, что это можно обсудить. Относительно размера возможного займа он заявил, что он никак не может быть меньше предоставленного Литве. Однако и этот вопрос остался открытым, так что мы оставили тему, установив, что обе стороны готовы вести переговоры о предоставлении кредита.
Вторым предметом нашего совещания было расселение германских солдат, сражающихся за освобождение Латвии. Я сказал Уллманну, что для успеха вербовки было бы весьма важно, если бы добровольцам можно было дать надежду на выделение земли для поселения: договор от 29 декабря заключался при том условии, что на его основе сражающиеся германские солдаты смогут приобретать землю, ведь простое приобретение прав гражданства привлечь бойцов не смогло бы. Уллманн попытался уклониться от разговора под тем предлогом, что этот вопрос весьма деликатный, ведь имеющаяся в распоряжении земля для начала должна послужить тому, чтобы удовлетворить земельный голод не имеющих наделов латышей. Я с этим согласился и предложил добиться гарантий обеспечения латышских претендентов на землю тем, что для них будет оставлена вся находившаяся в государственной собственности земля (около 270 тысяч гектаров), а вот поселенцы из числа солдат будут получать наделы из тех угодий, что выделят хозяева крупных поместий. Уллманн так и не смог решиться на какое-либо конкретное заявление по этому поводу, и мы закончили обсуждение на том, что договорились, что Уллманн поставит этот вопрос перед кабинетом министров, в то время как я попытаюсь изложить свои предложения на бумаге, чтобы они были готовы к одному из предстоящих в ближайшие дни совещаний.
Конечно, это было легче сказать, чем сделать. Уллманн на самом деле идее о немецкой колонизации был ни в коем случае не друг. Однако он держался за эту Латвию, а эта Латвия держалась на германских штыках, а германские штыки хотели сражаться здесь за возможность поселиться, а для этого могли спасти Латвию. Поэтому он должен был склонить кабинет начать переговоры о выделении земли. В ближайшие дни мы начали переговоры. В основу своего предложения я положил число в 5 тысяч поселенцев, потребовав для каждого 180–240 моргенов земли
