– Могу я вас немного потревожить?
Женщина послушно встала и подошла к одеялу.
И склонила голову. Я немного отодвинул одеяло, чтобы она смогла увидеть то, чего не полагалось видеть детям. Она быстро зашла за одеяло, опустилась рядом с «душем» на колени, осторожно промыла мою кожу перекисью водорода, а затем взялась зашивать рану. Точность ее движений свидетельствовала о том, что либо у нее имелось какое-то медицинское образование, либо ей доводилось заниматься чем-то подобным и раньше.
Закончив, она встала, ожидая, что я велю ей уйти.
Но ощущалось в ней и нечто другое. Стыд. И что-то вроде растущей покорности. Ведь я одержал верх над ее хозяином.
Я указал на кухонную часть моего жилья.
– Там есть еда. Какая вам понравится. Спички лежат на полке над плитой.
Она бросила быстрый взгляд на мои швы.
– Ничего страшного. Роско, когда мы с ним боремся, царапает меня гораздо сильнее.
Натужная усмешка. Она быстро взглянула на меня, затем повернулась и, приподняв край одеяла, вышла. Когда я вышел, уже одетый и впервые за много лет спрыснув себя дезодорантом, она успела поджарить бекон, сделать омлет, сварить кашу, подрумянить несколько тостов и заварить кофейник свежего кофе.
Дети сидели за моим столом, глядя на то, как стынет их еда.
– Давайте ешьте, – сказал я, жестом приглашая к ужину. Их словно выпустили из клеток. Они жадно набросились на угощения. Казалось, они глотали еду, не жуя, и в два счета слопали дюжину яиц, шесть тостов, полбанки желе, почти полфунта бекона и целую кастрюлю каши.
Пока дети ели, мы с женщиной сидели у огня.
– Он вас перевез через границу?
– Да.
– Давно?
Она пожала плечами.
– Лет пять назад.
– У вас есть родственники в Штатах?
– Брат во Флориде. Может быть, кто-то еще.
– Вы хотите повидать их?
Наверное, до последних пяти минут она никогда не задумывалась о таких вещах, ведь чтобы что-то планировать, необходимо иметь свободу.
– Я точно не знаю, где они и как туда добираться. У меня… ничего нет.
– Я могу посадить вас на автобус.
Она умолкла, не решаясь встретиться со мной взглядом.
– У меня нет денег, чтобы расплатиться с вами.
Мы с ней вели как бы два разговора. Один на поверхности – о деньгах. Второй, скрытый, – о том, что она беззащитная женщина с привлекательным телом и что ей нужны деньги. Внимательно изучая выражение ее лица, я невольно задавался вопросом, было ли во мне нечто такое, что побудило ее вести себя со мной именно так, или же она настолько привыкла, что ею пользуются, что была просто не способна мыслить иначе. Как будто на душу этой женщины помимо ее воли нанесли татуировку.
