Но только не в Киеве. Лишь через шесть лет в Бабьем Яру заложат небольшой мемориальный камень. Но когда каждый год 29 сентября люди стали приходить к этому камню с цветами, милиция пыталась воспрепятствовать этой, как у них называлось, «акции». Как и многие другие, мой друг Давид вынужден был эмигрировать не только потому, что ему не давали никакой работы и окружающая жизнь стала совсем невмоготу, но и потому, что у него и таких, как он, похитили их прошлое, их скорбь, святые места их памяти. Давида однажды арестовали на пятнадцать суток, когда он возложил цветы под деревом в Бабьем Яру, ведь к памятному камню не пускали, – арестовали «за нарушение общественного порядка и разбрасывание мусора в общественном месте».
Сотни, тысячи людей не могли не видеть евреев, толпами потянувшихся по улицам города, и десятки тысяч людей не могли не слышать об этом. В октябре уже весь город знал, какое произошло «переселение», особенно когда одежду и ценные вещи убитых стали раздавать в частях немецкой армии. Но в ноябре 1943-го, когда Киев был освобожден, в городе оставалась лишь пятая часть населения. Кто-то был на фронте, многие успели эвакуироваться вглубь страны, очень многие были убиты или угнаны в Германию. Кто тут мог рассказать о Бабьем Яре, да и кому?
Анатолий Кузнецов вырос неподалеку от Бабьего Яра. Ему было одиннадцать, когда совсем рядом с его родительским домом начались расстрелы. После войны он обучался в балетной школе, потом танцевал в Киевском театре оперы и балета, но ужас Бабьего Яра не отпускал его, молчать об этом было невыносимо. Годами собирал он все следы происшедшего, какие еще можно было отыскать, и опрашивал свидетелей. В 1966 году он опубликовал первую книгу о Бабьем Яре и многих людей, в том числе и поэта Евгения Евтушенко, водил по зловещему оврагу, дабы те могли убедиться: показывать больше нечего, можно только рассказать, поведать.
Бреду от памятника к памятнику. Вокруг гуляют бабушки с внуками, смотрят на монументы, часто только потому, что видят, как их разглядываю я. После того как двадцать лет назад Украина стала независимой, со временем каждая категория жертв обрела здесь свой монумент: деревянный крест – украинским националистам, памятник угнанным в Германию «остарбайтерам», еще один – двум членам сопротивления из духовенства, мемориальная доска цыганам. Десять памятников – и никакой общей памяти, даже в поминовении продолжается селекция.
