– Я назову вам слово, а вы мне скажете, что оно означает, хорошо?
– Ладно.
– Бабий Яр.
– Это что-то про индейцев?
– Не совсем.
– Тогда что?
– Это такой овраг под Киевом.
«Голый на стадионе». Фильм Конрада Вольфа, 1974
Давно я здесь не была. Бабий Яр теперь уже не окраина. Сегодня до этого оврага можно доехать на метро. Ставший мегаполисом Киев давно окружил Бабий Яр со всех сторон. Пивной ларек с вывеской «Туборг», киоск, памятник убитым детям. На постаменте синий детский носок. Кто-то потерял. Чувствую, как трудно становится дышать. Спортсменки на пробежке, мальчишки играют в футбол, мужики на скамейках попивают пиво, пенсионеры подбирают пустые бутылки – обычный, повседневный городской обмен веществ. Квартиры здесь ничуть не дешевле, чем в других районах, ведь Бабий Яр теперь – парк. Ищу здесь свой путь. Бабий Яр. Женский овраг. Странное, мирное, даже уютное название. Вы имеете в виду Baby-Jahr?[45], переспросила меня библиотекарша в Берлине, когда я поинтересовалась, что у них есть на эту тему. Нет-нет, я не заблужусь, у меня с собой несколько планов города, даже карта для спортивного ориентирования в Бабьем Яру 2006 года выпуска тоже при мне.
Остается ли место тем же, если на нем убивать, потом присыпать землей, взрывать, раскапывать мертвых, сжигать их, измельчать и дробить кости, засыпать раздробленное, замалчивать происшедшее, засаживать растениями, лгать, сваливать мусор, затапливать, закачивать туда бетон, снова замалчивать, делать запретную зону, арестовывать скорбящих, потом воздвигнуть десять мемориалов, раз в году поминать своих жертв либо считать, что никому до этого нет дела?
Много лет назад я спросила Давида, своего друга, который в этот день всегда ходил в Бабий Яр: у него что, родные там лежат? Более глупого вопроса он в жизни не слышал, ответил он мне. Только теперь я понимаю, что́ он имел в виду. Неважно, кто и откуда ты сам и есть ли у тебя здесь твои мертвые, чтобы скорбно почтить их память, – или он только хотел, чтобы это было неважно? – для него это был вопрос порядочности и даже приличия. Я бы хотела рассказать об этой прогулке так, как если бы можно было умолчать, что здесь убили и моих родных, как если бы можно было остаться человеком просто, человеком как таковым, а не только потомком, наследницей еврейского народа, с которым меня связывает уже только поиск утраченных, исчезнувших надгробий, – как если бы можно было таким просто человеком совершить прогулку по этому диковинному месту по имени Бабий Яр. Бабий Яр – часть моей истории, и иного мне не дано, но я здесь не поэтому, вернее, не только поэтому. Что-то ведет меня сюда, ибо я верю – там, где жертвы, чужих не бывает. Кто-то свой есть здесь у каждого.
