«Белогвардейцы и вредители!»
«Заправилы мирового капитала!»
«Не допустим!»
«Покушение имело целью вызвать обострение отношений между СССР и Германией и тем способствовать ухудшению международного положения СССР». Наконец-то я впервые слышу, как он что-то говорит, вот только на допросе Штерн изрекает ровно то же самое, что орут другие. Может, он и еще что-то говорит, но в газете напечатано только это, у нас есть только эти слова…
В немецкой прессе имя Иуда Штерн мелькает то и дело наряду с Эрнстом Тельманом, Адольфом Гитлером и Паулем фон Гинденбургом, ведь в стране президентские выборы. В один миг мой родственник становится знаменитостью, пусть и ненадолго. Может, именно к этому он и стремился?
Никто из вопиющего хора тогда, в 1932-м, похоже, не заметил, что Иуда Штерн еврей. Германское посольство в Москве, не поддаваясь на советскую истерию в адрес поджигателей войны, скорее склонно предполагать мотивы покушения в недовольстве голодающего населения, а голодает оно не в последнюю очередь из-за форсированного экспорта зерна, которым обеспечивается оплата импортных поставок из Германии. Своим выстрелом Штерн якобы протестовал против этих злоупотреблений. Создается впечатление, что сотрудники немецкого посольства проявляют понимание мотивов его поступка и почти готовы его реабилитировать.
Посол Герберт фон Дирксен больше всего озабочен попытками обвинить в преступлении Польшу – инвективы эти зазвучали в советской прессе и подхватывались немецкими коммунистическими газетами. «Террориста Штерна завербовал Пилсудский», – утверждает «Роте Фане», не приводя ровным счетом никаких доказательств, в связи с чем фон Дирксен настоятельно просит немецких корреспондентов в Москве ни в коем случае не упоминать Польшу как возможного инициатора покушения. Но как раз это, похоже, и является главной целью советского пропагандистского хора: убедить Германию, что именно Польша стоит за покушением, что именно оттуда исходит агрессия. Хотя как раз Советский Союз замышляет в это время маленькую победоносную войну с соседями и вооружается ради этой цели – в противоположность Германии. Это открытие беспокоит и занимает меня даже больше, чем розыски моего безумного Штерна.
С судебным разбирательством пришлось повременить, сперва надо было с невероятной помпой отметить юбилей. Когда тайный советник Иоганн Вольфганг фон Гете 22 марта 1832 года почил навек, никто и вообразить не мог, какое политическое значение век спустя будет придано столетней годовщине со дня его кончины не где-нибудь, а в Советской России, где пройдут памятные торжества в честь Гете, Гетевские чтения, гетевские конкурсы и викторины. Тайный советник сослужил тайному сыску хорошую службу, придал политическому покушению поэтическое обрамление, словно сам титул его освящен тайной все тех же советских «органов», словно Гете и есть тайный руководитель этой организации и весьма озабочен благополучием советско-германских отношений. «Подожди немного, отдохнешь и ты» – неслись над просторами страны строки Гете, благодаря переводу Лермонтова ставшие одним из самых популярных русских романсов. Страна напевала и трепетала, декламировала и тряслась. Да и образ Фауста сделался актуальным как никогда. В стране, где все оказалось собственностью государства, кроме собственной души, продать стало нечего. Нарком просвещения Анатолий Луначарский лично отправился в Веймар принять участие в памятных торжествах и представлять там Советский Союз как страну любителей Гете. И вовсе не потому, как писал журнал «Тайм», что советский народ так уж сильно почитает Гете, а лишь затем, «чтобы улучшить атмосферу советско-германских контактов после покушения». Чем больше Гете, тем меньше Штерна. «Подожди немного, отдохнешь и ты!» – утешает палач приговоренного в советском анекдоте, который, возможно, как раз в дни гетевского юбилея и возник, не исключено, в том числе и в связи со Штерном.
