Наверно, природа давно уже вобрала в свой круговорот все виды насилия, тяжелый топот армий на марше, умирающие от голода богатые деревни, воронки от взрывов, захоронения и незахороненных, а там, где мы еще только ищем покоя, давно свершилось превращение, и с каждым вздохом, каждым надкусом яблока мы становимся частью этого круговорота, частью всеобщей интоксикации, частью преступления, которое мы не совершали, однако незнание законов природы не делает нас невинными, не освобождает от греха. Если Каин убил Авеля, а Авель был бездетный – кто мы тогда?
Столь разные смерти
По ту сторону путей
И по эту
Эрих Фрид[50]
Эта подъездная дорога проложена лишь несколько лет назад, ее «пробивала» простая учительница истории из Санкт-Иоганна в Понгау, и саму дорогу, и указатель на автостраде федерального значения «Русское кладбище», от Зальцбурга это какой-нибудь час езды. Ожидая увидеть нечто православно-русское, пышное, с позолотой и в крестах, сворачиваешь сюда и обнаруживаешь только обелиски, увенчанные красными звездами. Слева пять могил офицеров, в центре – памятник трем тысячам безымянных узников, потом еще один обелиск – тридцати одному погибшему красноармейцу и две мемориальные плиты сербам, перечисленным поименно. Мемориал воздвигнут освободителями вскоре после войны, никто точно не помнит, когда и по какому плану.
Сперва в Шталаг XVIII завезли французов, потом сербов. С 1941 года стали поступать советские военнопленные, две трети из них до лагеря не доезжали – умирали в пути. Французы в Южном лагере могли работать, их кормили, им дозволялись церковные службы, была и своя спортплощадка, и своя газета «Le Stalag XVIII C vous parle»[51], они ставили самодеятельные спектакли, смотрели кино, получали почту и продовольственные посылки от Красного Креста. В день национального праздника Франции над Санкт-Иоганном, который именовался тогда Маркт Понгау, гремела «Марсельеза». Советские пленные в лагере «Север» ели траву. Они умирали от истощения и болезней, с ними обращались хуже, чем со скотиной, ибо домашний скот как-никак продукт цивилизации, а большевики – нет. Моему дедушке посчастливилось не уродиться евреем, евреев, что солдат, что офицеров, расстреляли уже в лагере Владимир-Волынский, а ему и тут, в лагере «Север» Шталага XVIII, удалось выжить.
Как в пригоршне, кладбище укрылось в узкой долине между федеральной автострадой и рекой Зальцах. И я тоже почувствовала себя здесь укромно, в этой свежей зелени, под сенью дерев между памятниками. Русские фамилии погибших, отсутствующие на обелисках, теперь можно найти в папке. Ученики здешней гимназии вместе со своей учительницей без чьей-либо подсказки и без официальной директивы годами вели поиски и «вернули погибшим их имена». Долг памяти они взяли на себя добровольно, ведь это их родина, и она им небезразлична.
