Мне снились ковры зеленой парчи, раскидистые, как альпийские луга, что принадлежат разным империям и королевским домам, расшитые жемчугом и яхонтами, мерцающими на сочной, свежей парчовой зелени. Я расшивала эту парчу мелкими драгоценными бисеринами – золотыми, зелеными, пурпурными, белыми. Узоры были мне заданы – загадочные орнаменты, невиданные созвездия, – рукоделие требовало неимоверного тщания, но, может статься, было и волшебством. А когда я проснулась, работа была готова, как в сказке о Василисе Премудрой, которая успевала и состряпать, и сшить, и соткать, пока остальные спят, ибо утро вечера мудренее. И я дивилась на свою работу, на это волшебство.
Наутро, когда и этот сон истаял, а зеленая парча вновь предстала наяву картой Австрии, все мои жемчужины превратились во внешние филиалы Маутхаузена.
В самолете я читала Томаса Бернхарда, ибо и в этом путешествии назначила себе достигнуть определенного уровня знаний, чтобы получить право доступа в страну, иначе пограничники меня не впустят. Мне нет нужды упражняться в страхе, я слышу этот рев на площади Героев, я вижу ликующую толпу, словно сама стою на краю этой площади. Тогдашний рев заглушает гул самолетных двигателей, и прошлое наваливается на меня вязким, удушливым кошмарным сном. Если сейчас же не очнусь – задохнусь навсегда.
Люди сидят на нарах. Стою на пороге. Их немного, должно быть гораздо больше. Битком должно быть, полным-полно. Барак длинный до бесконечности, я не знаю, где он кончается и кончается ли вообще, передо мной только первые ряды нар. Где-то здесь должен быть мой дедушка, именно здесь. Почему-то всегда кажется, что тот, кого ищешь, сидит паинькой в первом ряду. Надо только подойти – и тебя сразу узнают, приветят. Добро пожаловать в Маутхаузен! Заходите, гостем будете!
Я не захожу. Остаюсь на пороге как вкопанная. Люди смотрят на меня. От них только глаза и остались. Они смотрят на меня, будто я мессия. Ведь я стою именно там, откуда он и должен войти, – на пороге. Его-то они и ждут. Мне хочется, чтобы они не перестали ждать. Я хочу дарить им воздух.
Из карманов брюк начинаю вытаскивать пестрые ленты. Еще и еще. Пестрые яркие краски в блеклой черно-белой мгле. Как клоун. Они ждут. Но я бессильна. Только без конца вытягиваю пестрые ленты из карманов, я хочу раздаривать радость. А как еще прикажете мне тут себя вести? Тут, в концлагере.
Я не хотела заходить в барак, не хотела вдыхать этот воздух, видеть эти тела. Но вот мы все-таки входим, без стука, словно на прогулке. Только потому, что здесь нет дверей? Хочется защитить этих людей от наших взглядов, сшить им занавески. Покров.
