И вот я иду по тем же местам, как праздный путник, мечтатель и бродяга, как сомнамбула, с торбой через плечо, иду легко, беззаботно, почти лечу, открытая для будущего, но с вкрадчиво-недобрым предчувствием, что, наверно, за что-то буду наказана, быть может, как раз за эту вот легкость, словно безмятежность моей походки сейчас – всего лишь следствие чего-то, что тогда, много лет назад, здесь случилось. Иду пешком, размеренным шагом, вот так же, подчиняясь некоему внутреннему ритму, слагаются стихи, недаром почти все русские стихи о дороге написаны пятистопным хореем, вы-хо-жу-о-дин-я-на-до-ро-гу…
В том своем сне я была столь наивна, что, чувствуя, как в ритме дыхания сменяют друг друга горы и долы, пешеходных заасфальтированных дорожек не замечала вовсе, по Австрии моих грез я брела вдоль пыльных, отороченных бурьяном обочин, меня обгоняли машины, иной раз новехонькие, прямо из телевизионной рекламы; они проносились сквозь мой сон, а в машинах люди, что ехали отсюда туда, точно зная, почему и зачем, они пролетали мимо, обдавая и окутывая меня клубами пыли, они гораздо раньше меня будут у цели, потому что их цель им известна, а вернее сказать, потому, что точку прибытия они считают целью, а цель – развязкой, окончательным решением. Я отдалась дороге, как течению реки, и поплыла по распахнутым долинам, что тянулись, как женщины спросонок, открывая все новые и новые потаенности своих пейзажей. Я растворялась в зелени, солнце, небесной сини. Рапсовые поля ослепляли такой желтизной, что приходилось жмуриться от счастья. В грезе этого странствия я забыла даже, что я женщина, я шла наугад, как бродячий подмастерье, в полном самозабвении, и, кроме путей-дорог, ничего не видела.
Пробудившись, я стала изучать географические карты. Австрия выглядит на них как вяло возбужденный старческий фаллос. Я отыскала Маутхаузен, потом филиалы Маутхаузена, потом Шталаг ХVIII C (317). Римскими цифрами по-русски принято обозначать столетия: глядя на Шталаг ХVIII, я думала о ХVIII веке, о Просвещении, о петербургском Эрмитаже, о Екатерине II, Великой. Выплывшая из интернета карта показывала все лагеря на австрийской территории – лагеря для военнопленных, рабочие и концентрационные лагеря. Австрия усеяна этими мелкими точками, словно небосвод в звездную ночь. Сотни точечек, мириады, каждая со своим названием и назначением. Перенеси эту карту в масштаб реальной жизни – и, наверно, можно понять, почему люди не знали, что творится у них в соседней деревне, ведь между звездами пролегают тысячи световых лет, – но в масштабе моих разысканий этих точек было очень уж много, чересчур, донельзя много для такой прекрасной страны.
