Вперёд, бесстрашный Фаэтон,
Пусть неизбежное свершится:
Вы покорили горделивый небосклон,
Но рок остановил бег Вашей колесницы.
То было в дни Екатерины.
Имён и лиц перебирая ряд,
Великая жена искала гражданина,
И вот уж Вы министр, придворный и солдат,
И вот блистаете средь жизненной арены.
Князь! Вашей искренной души
Не омрачили перемены:
Вы счастье ищете в тиши,
Людская радость Вам блаженство,
Очаровать Вы всех смогли
И крепко стали на земли.
Не скрою, среди нас Вы прямо совершенство.
Но всё ж возница Вы посредственный, меж нами,
И не желаю, князь, к чертям лететь за Вами.
Мой смущённый глас
Возвысить как сумею?
Мой смущённый глас
Взывает к Вам в который раз.
Могли б казаться Вы нежнее,
Но в чувствах я неволен стал сейчас.
С душой расстанусь я скорее,
Чем разлюбить посмею Вас.
Мой смущённый глас и т. д.
Где бы я ни жил,
Не знал таких, как Флора.
Где бы я ни жил,
Прекрасней в небе нет светил.
От мест, где царствует Аврора,
До края, где Фетиды друг почил,
Всё на земле вмещает Флора.
Весь мир пред ней главу склонил.
Где бы я ни жил и т. д.
Всё сличаю с той,
Что услаждает взоры,
Всё сличаю с той,
Что блещет истинной красой.
Над ней не властны приговоры,
Творимые блистательной толпой.
Прозвание и облик Флоры
Исполнены её душой.
Всё сличаю с той и т. д.
О! в моей крови
Приятное волненье.
Юный бог любви
Направил к Вам мечты мои.
Единственное помышленье
Моё о Вас до гробовой доски.
Душой не зная охлажденья,
Вернусь, лишь отгремят бои.
О, в моей крови и т. д.
«Штаммбух» смущает слух суровостью немецкой,
«Альбом» латинщиной звенит великосветской.
Я начертать на сём не смею ничего.
Но как не похвалить поэта моего?
Так, решено! От сердца помещаю
Признанье в том, как мною ты ценим.
Любить Головкина нас сердце заставляет:
Наш разум и наш вкус склоняются пред ним.
Когда лепил Творец нас в образе своём,
Он видеть каждого предполагал творцом.
Какое ж возымел он разочарованье,
Когда пустилась тварь в слепое подражанье.
«Кривляки жалкие! — Создатель возопил. –
На то ль рассудком я вас щедро наградил,
Чтоб, угрызения не ведая душою,
Вы разумели жизнь чужою головою?
Храните только вздор вы в памяти своей».
Так горячился он, любя своих детей.
Но Вы, мой милый князь, в садах своих мессия,
Отраду новизны приносите в наш мир.
Пред Вами образцы — Персеполь, Византия,
Афины, Галлия, Рим, Альбион, Каир;
И в отдаленьи, на обочине Земли,
Свой безупречный вкус Вы воплотить смогли.
Во дни Иосифа, во дни Екатерины
