На Урале записал Пушкин грустную песню «Зашатался, загулялся добрый молодец»:
Поднималася с гор погорушка, все хурта-вьюга,
Все хурта подымалась с гор, погорушка полуденная,
Сбивала-то она добра молодца со дороженьки…
«Хурта-вьюга прибивала молодца ко городу» — на простор ему не вырваться…
…Какой сильный ветер хлестал землю в этот проклятый день — 27 января 1837 года!..
«Все хурта подымалась с гор…»
Данзасу холодно, он определяет: градусов пятнадцать мороза. В дворцовом журнале утром отмечают: морозу два градуса. Может, оттого холодно Данзасу, что сани летят слишком быстро. Зачем так быстро — куда спешить? Но извозчик весело покрикивает на лошадей, и Пушкин сидит рядом, кутаясь в медвежью шубу, — такой, как всегда, только смуглое лицо потемнело еще больше, раскрасневшись от ветра. Пушкин совершенно спокойный — роняет обыкновенные слова, даже шутит: «Не в крепость ли ты везешь меня?» — спрашивает у Данзаса, когда выехали к Неве.
Проезжают места гуляния: «свет» катается с гор. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. «Все хурта подымалась с гор…» Ветер… Пушкину прямо, мимо «света»: к Черной речке. То и дело попадаются знакомые, едут навстречу — Пушкин раскланивается. Никто не спрашивает «куда?», не пробует остановить стремительные сани. Мчатся куда-то поэт и камер-юнкер Пушкин, подполковник Данзас, лежит в санях большой ящик с пистолетами Лепажа; знакомые кивают, машут рукой, касаются пальцами шляпы, на ходу произносят приветствия.
Румяный извозчик весело покрикивает на лошадей, крутит над головой вожжами. Данзасу холодно, но он щеголяет выправкой — прямой, невозмутимый, подставляет грудь встречному ветру; Пушкин поднял воротник, прячет в медвежьем меху обветренное лицо… Слева остается Комендантская дача, справа тянутся заснеженные огороды арендатора Мякишева. Извозчик сдерживает лошадей. Нужно торопиться: близкие сумерки слегка тронули белизну сугробов.
Дантес и секунданты утаптывают снег на небольшом пространстве, нужном для поединка.
Пушкин торопит Данзаса: «Ну что там?» Секунданты отмеряют шаги, шинелями отмечают барьер, разводят противников по местам. Данзас взмахивает треугольной шляпой, подавая сигнал. Шинели чернеют на померкшем снегу. Впереди у Пушкина — пять шагов до барьера, до выстрела, и еще сорок шесть часов…
«28 января 1837 года во втором часу пополудни встретил меня Башуцкий, едва я переступил порог его, роковым вопросом: «Слышали вы?» и на ответ мой: нет, — рассказал, что Пушкин накануне смертельно ранен», — начинает Даль статью «Смерть А. С. Пушкина», воспоминание о последней их с Пушкиным встрече.
