– Спасите! – закричала она. Она схватила его за ногу, стала целовать эту ногу, потом лошадь.
– Спасите! Все умерли! – Она кричала по-немецки, акцент ее звучал смазанно, странно.
– Что такое? – спросил Хорст. Лошадь всхрапнула. Сделала два шага, запрядала ушами, мухи слетели с ее боков.
Но Маргарета не ответила. Она выла, цеплялась за него, словно стараясь стащить его с лошади. Апостольник сбился, обнажая коротко остриженную голову.
Ее волосы: несмотря на весь ужас происходящего, глядя из-за двери, Люциуш заметил темное золото ее волос, белизну шеи.
Она кричала.
– Спасите! Помогите! Эта тварь! Эта напасть! Ох, она забрала их, Господь милосердный, спаси и помилуй, всех, всех забрала!
Хорст уже беспокойно озирался. Пустой двор, тишина, воющая монахиня с остриженной головой.
– Вошь! Вошь!
– Говори толком! Я не понимаю!
– Она, она!
– Да уймись же! Тиф?
Из горла ее поднялся нечеловеческий звук. Она расцарапала себе лицо грязными руками, запачканными о бок лошади. Теперь Хорст смотрел на нее с откровенным отвращением. В глазах узнавание: другие заброшенные госпитали, другие спятившие страдальцы, выжившие в эпидемии.
Она выпрямилась, схватила его за сапоги, вцепилась ногтями в ногу. Голова, кишащая вшами, вздымающиеся серые одежды, зараженные паразитами. Казалось, сейчас она стащит его с коня, Хорст поднял хлыст и стегнул что было мочи.
Но она снова бросилась к нему:
– Не уезжайте! Спасите! Христом Богом прошу! Она всех нас убьет!
Снова удар хлыста. И снова она кинулась к нему, но на этот раз он ударил ее сапогом. Дважды. Звук был громкий и, казалось, эхом отразился от окрестных холмов.
На этом все закончилось. Брызнуло красным, задрожали конские бока, и он исчез.
Когда подбежал Люциуш, она стояла на коленях.
Она обеими руками держалась за лицо, попыталась встать, но упала, попыталась снова. Кровь текла по рукавам подрясника. Она не видела Люциуша и сначала пыталась вырваться.
– Маргарета, это я.
– Бегите, прячьтесь!
На секунду Люциуш застыл, осознав свою неосмотрительность. Он повернулся. Дорога была пуста. На веревках качалось белье. Пара кур возобновила копошение в грязи.
– Он уехал. – Люциуш взглянул на ее лицо. Кровь текла ручьем. Он прижал к ране край апостольника. – Внутрь, быстро. Кажется, задело артерию.
Тут подоспел Жмудовский:
– О Боже.
– Бегите, принесите все необходимое.
– Не в церкви, – сказала Маргарета. – В ризнице. Я не хочу, чтобы солдаты меня жалели.
Жмудовский посмотрел на Люциуша.
