По губам Хорста проскользнула издевательская усмешка.
– Потому что вы невежа и не ходили в школу.
Денщики переглянулись. Маргарета шагнула вперед.
– Герр лейтенант, – начала она, неуверенно произнося немецкие слова.
Хорст повернулся; его лицо пылало гневом.
– Сестра смеет открывать рот! – Глядя ей в глаза, он еще сильнее надавил на шею Хорвата, пока она не сделала шаг назад. Солдат хрипел и дергался. Хорст повернулся к Люциушу: – Кого еще прячете, Doktor?
– Никого.
Хорст снова надавил. Хорват пытался ухватить его за сапоги. Нижняя часть тела билась, как выброшенная на берег рыба.
– Кого еще? – проревел Хорст.
– Я же сказал, никого, – ответил Люциуш, чувствуя, что к глазам подступают непрошеные слезы. – Уберите ногу.
Хорват сполз с матраса, и бумаги оказались на виду.
Хорст дал знак ординарцу, и тот подобрал их с пола.
– А это что такое?
На клочке бумаги маленькие Grottenolme хороводом окружали солнце.
– Рисунки, – с тоской сказал Люциуш.
– Рисунки. Воевать он, значит, не может, а рисовать может.
– Это лечение, – сказал Люциуш. – Оно его… отвлекает. Иначе приходится тратить на него морфий. Я позволяю ему рисовать, потому что он так отвлекается. Не мешает другим.
– Да не очень-то он мешает, я погляжу, раз вы его целый месяц продержали, – сказал Хорст и выпустил листки из рук; рисунки упали. – Вы понимаете, я надеюсь, что за дезертирство положено наказание.
– Он не дезертир, герр офицер.
Лейтенант убрал ногу в сапоге с шеи Хорвата, и тот сделал несколько судорожных вдохов. Хорст повернулся к своим ординарцам:
– Anbinden.
Люциуш взглянул на Маргарету, но она стояла неподвижная, как статуя.
– Лейтенант, – сказал он, шагнув к Хорсту. – Я принимаю на себя всю ответственность за этого пациента. Я… я понимаю, как работает медицина в военных условиях. Будь среди этих солдат трус, я бы с радостью наказал его собственноручно. Но этот человек болен. У него нет ран, которые можно увидеть, я это понимаю, но он очень болен. Он видит… духов. Слышит, как они с ним разговаривают.
– Тогда духи могут объяснить ему, как держать ружье и слушать начальство.
Ординарец рывком поднял Хорвата с лежанки. Тот застонал – так же, как стонал в первую ночь, когда его привезли. Люциуш почувствовал неприятный запах и, глядя на штаны Хорвата, с ужасом понял, что тот обделался. Хорст тоже это заметил, и его губы скривила гримаса отвращения.
– Лейтенант, – взмолился Люциуш. – Ему страшно. Прошу вас. На улице минус двадцать. Слишком холодно!
