Понос?
Да, немножко. Язвочки во рту?
Нет, вроде не видела. Но он ест?
Только немножко молока. Они попытались открыть ребенку рот, но тот не давался, прижимая голову к груди. Шумы в сердце? Но в дребезжании поезда он не мог ничего расслышать. Желёзки увеличены, но не до такой степени, как могло бы быть при ангине; хотя он судил по тому, как бывает у взрослых.
– Его прививали от оспы?
Она покачала головой; было мало вакцины, оставляли для солдат. Но она видала оспу, это не то, у него нет волдырей.
Пока нет, мрачно подумал Люциуш. Кашель делал такой диагноз менее вероятным, но от одной мысли Люциуш почувствовал, как горит его ухо и щека, прикасавшиеся к груди ребенка. Но я ведь привит, напомнил он себе.
Лихорадка у детей. Краснуха, скарлатина, корь, инфлюэнца…
Фейерман после своих практик в сельских больницах знал бы наверняка.
Он посмотрел на снадобье – видимо, какой-то опийный раствор, без указания дозы. Она сказала, что дает это ребенку каждый раз, как он заплачет. Ей повезло, что он еще жив. Значит, Люциуш все-таки может помочь, хотя бы немного. Он протянул ей склянку:
– Я бы не советовал это принимать.
Они снова проезжали поля. Где-то за ними, как ему показалось, виднелись горы. Они въехали в Тарнув. Теперь следы войны виднелись повсюду. Сломанное артиллерийское оружие заполняло свалки у вокзала, сквозь заброшенные остовы грузовиков прорастала трава. Аделаида положила сверток обратно в чемодан, и через некоторое время он понял, что она тихонько плачет. Одна из старух бесстрастно наблюдала за ней, а остальные пассажиры старательно отводили глаза. Ему хотелось утешить ее, но он не знал, что сказать. Что надо прекратить поиски мужа? Вернуться домой, хотя бы пока болеет ребенок?
– Я тоже потерял на войне близкого человека и теперь ищу.
Эти слова вырвались у него невольно.
Наступило молчание. Она шмыгнула носом, потом повернулась и посмотрела на него с состраданием:
– Жену?
Почти. Может быть, когда-нибудь…
– Нет, не жену.
– Но вы ее любили.
Она сказала это так естественно, что он ответил:
– Да.
Она тут же просияла:
– Значит, вы как я! Знаете, мне как-то один таможенник сказал, что сейчас половина континента ищет другую половину. Вот и вы тоже! Правда?
Он кивнул. В ее надежде было что-то успокоительное, она действовала на него как бальзам. Он почти видел ее такой, какой она была за несколько минут до того свадебного снимка, – вихрь цвета и смеха, глаза горят, косы, убранные цветами, летят в танце.
